— Нет,
клянусь вам, больше не буду сбегать!
Будто желая
проверить истинность клятвы, Филипп поглядел строго, но Уильям не
отвел своего открытого честного взгляда. Потом перед ним
промелькнуло все то, что с ним случилось за эти дни, он вздрогнул и
продолжил грустным голосом, поникнув:
— Хотя мне
и бежать некуда... Нет у меня больше ни дома, ни невесты, ни
матери, ни друзей. Дом разрушен до остова, невеста отдана другому,
мать отказалась от меня... А бывшие друзья... зашвыряли камнями на
площади. И все это Гиффард назвал даром.
Последние
силы покинули его, и он сел у стены, обхватил голову руками.
Сейчас, когда ужасы остались позади, а впереди ожидала
неизвестность, он осознал, насколько раздавлен, растоптан.
Неожиданно он вспомнил светлое личико Лины, вспомнил ее слезы на
площади: как она глядела на него, как настырно сжимал ее Генри. И
руки его сами потянулись к карманам, чтобы найти это последнее
напоминание об утраченной любви. Но тщетно — браслета не было.
Тогда Уильяму захотелось разрыдаться, но вспомнив, что он не один,
он подавил в себе этот порыв.
Граф
холодно глядел на потерявшего все рыбака. Йева переминалась с ноги
на ногу. Ей стало понятно, что искал в карманах рыбак. Заветный
браслетик лежал в ее спальне, и следовало вернуть его, как только
представится возможность. Него же наблюдал за всем этим лишь с
небольшой грустью умудренного долгой жизнью вампира.
— Ты
слишком изможден, — нарушил тишину граф. — Твои раны не
затягиваются, боль терзает тело. Ты слаб даже для обычного вампира,
не то что для старейшины. Когда ты в последний раз иссушал
человека?
Уильям
вздрогнул при последних словах, встретился с Филиппом взглядом и с
отвращением прошептал:
—
Никогда...
— Как? —
изумился граф. — Ты за почти две недели не выпил ни разу
человека?
Уильям
покачал головой.
—
Зверя?
Последовал
тот же ответ.
Обычно
сдержанный граф уже во второй раз дал волю чувствам, с неприкрытым
удивлением поглядев на Уильяма.
— Как ты
мог за все время никого не выпить?
— Ну, когда
я очнулся, бабушка Удда дала мне выпить крови на дне кружки. Больше
не пил ни капли. А в хижине старик под предлогом крови кролика дал
мне дурман, от которого я уснул, — развел руками Уилл и дотронулся
до горла. Горло тут же отдало болью, сжалось.
— А то
сражение у озера, где ты убил голыми руками больше десятка воинов.
Неужели ты хочешь сказать, что не выпил потом их крови? — продолжал
допытываться граф.