— Пощады,
пощады! — прошептал он. — Я с этими вообще ненароком повязался.
Пошто мне вставать против вас? Не собирался я, не собирался! —
молил он. Ему показалось, что этот высокий красивый мужчина перед
ним мог вершить судьбы.
— Ах ты ж
скотина подзаборная! — громко рявкнул первый. — Да не ты ли сам
подговаривал нас в Феррант пойти, подбить тамошний народ
объединиться против изувера?
— Не я! А
ты не спихивай на меня это, Орспортон! — огрызнулся
третий.
Усмехнувшись, Йева оправила свое платье. Она не стала
выслушивать препирания бунтарей — не единожды ей приходилось видеть
подобное, потому что тюрьмы эти часто открывали потаенное, обостряя
страхи. Поэтому она повернулась к Уильяму:
— Не верь
им. Их удел — винить в своих пороках кого угодно, только не себя. Я
возьму одного, Уилл, а ты тех двоих.
С этими
словами она шагнула к третьему, который кидался в ноги, положила
свои белые руки на его широкие плечи, приспособленные для тяжелого
крестьянского быта. Удивленный мужик не понимал, что собирается
сделать эта щупленькая девица, когла она вдруг прижала его к себе,
обняла, как обнимала ранее Уильяма. А затем вцепилась острыми
зубками ему в шею, и эти объятия сделались стальными,
неразрываемыми.
Мужик
попробовал было сопротивляться, дабы оттолкнуть от себя голодную
вампирицу. Однако спасения от этих тисков смерти не было. Девушка
была худенькой, изящной, а в сравнении с этим грубым крестьянином —
совсем крохотной; но ничего он не мог ей сделать. Превосходила она
его и силой, и скоростью. А вскоре она сама уже разорвала объятия,
и сделавшийся бледным мужик упал к ее ногам иссушенным.
— Демоница,
— со слезами чертил на своем лбу божий знак второй заключенный.
— Спаси нас, Ямес!
Йева
одернула подол шерстяного платья. Потом она подобрала пальчиком
капельку крови на губах, отправила ее в рот. Раскачивая тонким
станом, она подошла к Уильяму, возложила восковые ручки на его
плечи, чтобы обнять. В этом охватившем чувстве пьяности ей
казалось, что он непременно должен полюбить ее такую. Однако он
неожиданно отстранил ее, поглядел с холодным отвращением. Тогда,
смутившись, графская дочь опустила голову, сняла ленту, отчего
бронзовые волосы упали на ее лицо, укрыв в тени, и отступила к
двери.
— Да, я
бываю и такая, — тихо шепнула она.
— Я
понимаю... — последовал неуверенный ответ.