Если я не спровоцирую его сама.
Пальцы невольно схватились за кулон,
в горле пересохло. Тело еще помнило волну жара после
приветственного поцелуя Рика по возвращению из Синскай — овладевшее
мной нестерпимое желание слиться с мужчиной воедино. Тогда сомнений
не было. Я представила на месте темноглазого демона ледяного лорда
и содрогнулась.
Буду ли я когда-нибудь готова
разделить ложе и небо Исхарда?
Светильники на стенах мерцали,
перемигивались. Казалось, огоньки знают какую-то тайну и потешаются
над чужой неосведомленностью. Сквозняк мазнул по голеням, скрипнул
приоткрытой дверью в конце коридора, словно приглашая в гости.
К кому?
Неожиданно меня потянуло туда. Я
прокралась мимо запертых спален, осторожно заглянула в чужие покои.
Забавно получится, если леди Нихамада забыла закрыть дверь и мы
столкнемся с ней нос к носу.
Темнота хоть глаз выколи, лишь тонкая
полоска лунного света пробивалась по краю плотных портьер. В ночной
тишине смеялись-звали хрустальные колокольчики ловца снов.
Ю-на, ю-на, ю-на-ю-на-ю-на.
Неужели... ее комната?
Чья-то рука толкнула в спину,
заставляя шагнуть во тьму.
Первое, что увидела маленькая Юна,
была смерть.
Когда привычную тишину, сотканную из
шелеста снегопада за окном, потрескивания дров в камине, жалоб
рассохшегося кресла-качалки, редких всхрапываний и других столь же
привычных и безобидных шорохов и скрипов, когда эту скучную тишину
нарушает гром падающих предметов, отчаянное верещание птиц, вой
кота и сонная ругань няни Свен, пятилетней девочке, доламывающей на
ковре куклу, впору навострить любопытные уши.
Застонала, разлетаясь на черепки,
ваза. Скорей всего, та в углу, пузатая и шершавая, из необожженной
глины: гибнущий фарфор поет гораздо звонче. Нечто грузно
приземлилось на пол. Пискнув, смолкла канарейка. Кот, теплый и
тяжелый, врезался в бок, едва не повалив девочку, метнулся прочь,
удирая от разъяренной гувернантки.
Юна осталась сидеть. Растерянная,
ошеломленная... испуганная. Привычная тьма, уютная, безграничная и
единственно знакомая с рождения, на мгновение рассеялась,
сменилась... чем-то иным, и для описания этого у малышки не нашлось
слов.
Хлопнула дверь. В коридоре, точно
морской прибой, зарождался шум. Звучали вопросы. Пели половицы —
трень-трень, трень-трень, трень-трень, трень-трень — возвещая о
приближении матери. Шаги отца и дяди более весомые. Тетя постоянно
пришаркивала левой ногой. А кузен Исхард то дурачился и
подкрадывался практически бесшумно, то топотал как табун
взбесившихся мустангов.