Костёр мы во избежание демаскировки
разводить не стали, а закатившийся за горизонт Рутезон оставил нас
в компании резко упавшей температуры и пронизывающего ветра.
Пришлось закутаться во всё тряпьё, что имелось, и усесться
поплотнее, приспособив даже Красавчика в качестве дополнительного
источника тепла.
— А какие ещё в вашем мире есть
машины? — решил Волдо вернуться к щекотливой теме, пригревшись.
— Да разные. Самодвижущиеся есть,
автомобилями называются, хотя чаще так и говорят — «машина». Бензин
жрут, соляру, лошадь уделывают на раз, да ещё и грузов могут
перевозить несколько тонн.
— Интересно.
— Угу... А ещё локомотивы есть
железнодорожные. По рельсам ездят — это такие стальные полосы
параллельные, локомотив за них колёсами цепляется и катит, а за
собой может десятка два вагонов тянуть. Ну, это раньше, сейчас-то
так уже никто не делает, редко когда больше трёх в составе. Мощные
штуки, быстрые. Но это всё ерунда в сравнении с самолётами.
— Летающие машины?! — вытаращил Волдо
глазищи.
— Точно. Пассажирские авиалайнеры
особенно хороши были. Громадные дуры, с деревню твою, а то и
больше. На такой высоте летали, что с земли точками крохотными
казались, и с такой скоростью, что за день весь мир обогнуть
могли.
— Неужели такое возможно?
— Ещё как возможно. Было...
— Почему «было»?
— Потому что, любознательный мой
оруженосец, человечество в том мире однажды слетело с катушек и
устроило войнушку, небольшую, минут на тридцать. Этого оказалось
достаточно, чтобы втоптать в грязь почти все достижения пика
цивилизации.
— За полчаса?
— Ракеты... Ближнего, среднего
действия, межконтинентальные. Как тебе объяснить... Это такие
здоровые трубы с крыльями, летают выше и быстрее самолётов. А в
носу у них боеголовки, ядерные. Пары-тройки таких достаточно чтобы
стереть в пыль город-миллионник, а особо крупной может и одной
хватить. Никто точно не знает, но есть мнение, что погибло около
девяноста пяти процентов людей на Земле. Из семи миллиардов.
Так-то.
— Ракеты... — прищурился Волдо,
быстренько обработав полученную информацию своими не самыми
распоследними мозгами. — Машины?
Дальше наш разговор не заладился.
Молча досидев до темноты, мы собрали манатки и выдвинулись к
Швацаштаубу, намереваясь путём скрытности коварно лишить чумазых
рудокопов счастья общения с нашими светлоликими особами. И поначалу
всё шло гладко. Иллюминация тут оставляла желать много лучшего, для
обывателя, но не для нас, нам всё нравилось. Два тусклых фонаря на
улицу да отсветы лучин в щелях между неплотно затворёнными ставнями
— что может быть лучше. Ну разве только геноцид... Вообще
Швацаштауб производил впечатление не в пример более гнетущее, чем
Шафбург. Тот на его фоне воспринимался респектабельным местечком,
не лишённым сурового готического шарма, даже эшафот на Центральной
площади вспоминался с теплом при созерцании окружающих нас сейчас
чёрных халуп, теснящихся вдоль насмерть разбитой грунтовой дороги.
Здесь, небось, даже на казни смотреть не ходят — завидуют.
Единственное, что мне не понравилось — наши портретики, развешанные
хоть и не часто, но на глаза попадающиеся. И вот, когда мы,
пребывая в полнейшем восторге от безлюдных тёмных улиц, планомерно
двигались к выходу, на дорогу выскочил оборванец с фонарём и,
преградив нам путь, уставился на моего верного оруженосца: