— Что ещё говорят легенды? — прервал
я его молитву.
— Некоторые висельники, из тех, кто
дольше прочих боролись за жизнь в петле, стали нежитью. И теперь
охотятся здесь по ночам.
— И как угомонить этих сорванцов с
концами?
— Не знаю. Они ведь и так мертвы.
Может... Сжечь?
— Или расчленить, — освободил я
фламберг от ножен и встал в полный рост.
— Что вы делаете?! — прошипел Волдо и
потянул меня за полу плаща.
— Не ссы, и не беги, — снабдил я его
мудрым советом и обратился к нашим ночным гостям: — Неужто вы
настолько плохи, что даже дьявол вами побрезговал?! Бедные ублюдки.
Но сегодня вам повезло! У меня хорошие связи в аду! Я вас всех
пристрою.
Рысканье в кустах стало активнее. Я
ошибся в первоначальных оценках — не пять, около десятка.
Приземистые тощие тела почти стелились по земле, опираясь на все
четыре конечности. Наша поляна была полностью окружена. Лошади
истерично ржали и силились порвать путы, пятясь к костру. И тут
раздался вой. Жуткий, гортанный. Одновременно со всех сторон.
Сидящий возле моих ног Волдо съёжился так, что уменьшился раза в
два. Первая тварь атаковала со спины. Но я сумел расслышать в
дьявольском хоре соло приближающихся шагов. Меч застал отродье в
прыжке. Сладостное чувство утопающего в мясе клинка передалось
через рукоять в ладонь. Волнообразное лезвие рассекло мразе рёбра
и, дойдя до середины грудной клетки, швырнуло прыгуна наземь. Вслед
за первым из кустов выскочили ещё трое. Фламберг был гораздо
тяжелее моей рапиры, но как же ловко он лежал в руке. Простая
крестовина и полуторная рукоять позволяли вращать его до того
легко, что вес ощущался только при встрече клинка с плотью.
Хотелось не колоть и рубить, а резать. Я чувствовал, как волнистая
полоса острой стали пластует мышцы, выдирает кишки и скользит по
костям. Вонючие потроха и гнилая кровь летели мне в лицо.
Выпотрошенные покромсанные твари валились наземь, вереща и корчась.
Гротескные тени плясали вокруг костра, будто черти в преисподней.
Это было упоительно.
Когда бой закончился, и остатки банды
неупокоенных ретировались, поляна вокруг была завалена, как
подсобка мясной лавки в день привоза. С той лишь разницей, что
недоразделанные туши шевелились, выли, хрипели и харкали
собственными соками. Если эти твари когда-то и были людьми, ты ныне
человеческого в них осталось немного. Жилистые тела покрывала
землисто-серая кожа, усеянная тёмными пятнами. Лысые скальпы были
покрыты как застарелыми, так и совсем свежими царапинами, будто их
непрестанно драли ногтями. Иссохшие лица с ввалившимися щеками не
выражали ничего, кроме всепоглощающего голода. Даже будучи на
пороге небытия они разевали рты, как ненасытные птенцы. И у каждого
на шее была лиловая отметина.