— Ушёл, значит? Не догнал, стало
быть?
— Не догнал, — на секунду оторвался
Красавчик от своих важных дел.
— Нда... Резвая, видать, у него
кобыла. На такой бы призы в скачках брать, точно?
— Угу.
— Да и жокей под стать. Настоящий
чемпион. Ты меня за идиота блядь держишь?!!!
Должно быть, моя реакция оказалась
через чур экспрессивной. Во всяком случае, прежде я ни разу не
видел Красавчика настолько испуганным. Стокилограммовый сгусток
мускулов и злобы сжался, будто нашкодивший щенок. Задранная нога
обмякла и затряслась, а запрятанные в складках шкуры наглые
глазёнки непостижимым образом округлились. Я всерьёз забеспокоился,
что он обоссыться — такого позора забыть не выйдет. Но — хвала
Господу — до этого не дошло.
— Ладно, что сделано — то сделано, —
попытался я немного сгладить ситуацию. — Нужно найти его. Так, что
по карте... Этот мудак ускакал туда. Северо-восток, вроде.
Ближайшее поселение... Значок мелкий, деревня или форт. Он слишком
ссыклив, чтобы ночью шароёбиться по лесам. Сейчас обидки улягутся,
и сразу захочется к мамке под юбку. Если поторопимся — к утру
возьмём тёпленьким. Этот сучёнок ещё на груди у меня рыдать будет
горючими слезами, — убрал я карту и пришпорил лошадь.
До той самой деревни мы добрались уже
к утру, когда небо над лесом зарделось от восходящего Рутезона.
Деревенька была домов на сорок, не больше, без заборов и вышек, без
патрулей, даже в стогах за околицей никто не ебался. Я оставил
Красавчика бдить снаружи и никем не замеченный вошёл в это сонное
царство. Несмотря на скромный размер сельской идиллии, здесь имелся
постоялый двор — прямо у дороги. И — о чудо — взоры местных селюков
услаждала размещённая на его стене картинная галерея в количестве
двух великолепно исполненных портретов. Чтобы приобщиться к
высокому искусству нужно было проследовать мимо входа, чуть дальше
в сторону центра, как я и сделал. Но, проникнувшись, не смог
побороть желание лично засвидетельствовать свою признательность
здешнему галеристу. Входная дверь оказалась заперта, что вынудило
меня постучать, рискуя нарушить покой достойного человека, и чрез
некоторое время мне это, наконец-то, удалось. Скрипя половицами и
бубня что-то бранное в мой адрес, человек подошёл к двери и отворил
смотровое оконце.
— Чего — Шогун вас дери — надо?! —
проревел он, зыркая из-под кустистых бровищ, и хотел добавить
что-то ещё, но я его опередил: