— Ничего не хочешь сказать мне? —
попытался я завязать разговор с молчащим всю дорогу Волдо.
Тот тяжело вздохнул и после долгих
колебаний, наконец, утвердительно тряхнул башкой:
— Да. То есть... Ну, не то, чтобы
прям хочу. Мне нужно подобрать слова.
— Подобрать слова? Эти стражники тебе
яйца оторвали? Просто признай, что был неправ. У мужиков так
принято. Косячишь — признаёшь за собой косяк, угу. Раскаяние —
первый шаг к искуплению.
Пацан довольно-таки дерзко усмехнулся
и помотал головой.
— Что? Я тебя рассмешил?
— Вы же не признание моих косяков
хотите услышать. Вы хотите от меня признания, что вы были правы, во
всём.
— Не вижу разницы.
— Но она есть. И да, вы были правы, я
не выживу без вас. Сколько я протянул, полночи? Утром меня
отправили бы в Шафбург, а там бы вздёрнули. Ну или сожгли бы. Я же
подмастерье колдуна. Это чудо, что вы пришли за мной. Сидя там в
клетке, я молился всем богам, которых знаю. Молился именно об этом.
Наверное, потому, что больше молиться было не о чем. Никто, кроме
вас, не помог бы. И вы пришли. Знаете, когда дверь распахнулась, и
вы переступили порог с мечом в руке, я едва удержался чтобы не
упасть на колени. И вы даже не представляете, насколько безразличны
мне были судьбы всех детей вместе взятых. Да, я не герой.
Собственная шкура мне дороже чего угодно. Так было всегда, но я это
отрицал. Я врал себе. Есть ли что-то более позорное? Сейчас мне
стыдно за это. И на счёт матери вы тоже не ошиблись. Она была мне в
тягость, и я был зол на неё за отчима. Я прервал её никчёмную жизнь
из жалости, но из жалости к себе. И даже с Люси вы попали в точку.
Грязные домогательства, да. Мы с Грегом донимали её как только
могли, буквально проходу не давали. Однажды мы встретили её по
дороге к пруду, начали, как всегда, издеваться, дразнить, задирать
подол прутьями. Довели до слёз. Она побежала, мы следом. Возле
пруда было мокро, Люси поскользнулась и, падая, ударилась головой о
камень. Увидев кровь, мы испугались и удрали. Мы думали, что она
погибла. Но нет. Люси была ещё жива и сумела проползти почти до
дома. Она истекла кровью на самой околице. Помоги мы ей и,
возможно, Люси осталась бы жива. Но мы не помогли, и никому ничего
не рассказали. Это стало нашим грязным секретом. Ну что, довольны?
Я мразь, — пожал Волдо плечами, будто признал, что не помыл за
собой посуду. — Так ведь?