Но накрутил я себя зря. Как ни
принюхивался к жидкому супчику и тощей, словно подошва, котлете с
гарниром из каких-то бобов, того характерного запаха, что привёл
меня в прозекторскую, я так и не почуял. Вздохнул и, кое-как
ухватив слишком маленькую для моих загребущих лап ложку, осторожно
попробовал парующее варево.
Ну что я могу сказать… Очевидно,
отвратная кормёжка, это константа для больниц во всех мирах. Суп и
на вид не отличался густотой, а по вкусу и вовсе походил на горячую
воду, в которой сполоснули какие-то овощи, чем и ограничились.
Котлета, правда, немного поправила дело, в ней даже вкус мяса
чувствовался, хотя и изрядно разбавленный чем-то мучнистым, но хоть
не противным. Вполне съедобная штука вышла. А вот бобы я съесть не
смог. Запихнул было одну ложку в рот, решившись послать мнение
недовольного организма куда подальше, и еле проглотил её
содержимое. Меня от этой гадости чуть наизнанку не вывернуло!
Вывод: с растительной пищей мой новый
организм не дружит так же, как я «не дружу» с мертвечиной. Эх, чую,
трудненько мне придётся. Мясо – это, конечно, вкусно, и даже
полезно, если не обжираться им до заворота кишок, разумеется. Но у
него есть один несомненный минус: дорогое, сволочь! По крайней
мере, так говорит мне мой прошлый опыт. А тело у меня нынче
немаленькое, и чтобы прокормить его мясом, деньги, чую, придётся
грести лопатой. Кто бы мне её ещё выдал, хм... желательно, вместе с
той самой кучей денег, которую и надо загрести.
И снова потянулось время ожидания. Я
попытался было выйти из палаты, просто чтобы не сидеть в четырёх
стенах, но появившаяся, словно из ниоткуда, коллега кошачьеглазой,
правда, совершенно человеческого вида, с недовольным бурчанием
вернула меня в комнату. Молодая совсем девчонка, но такая строгая,
куда деваться! И ведь видно было, что она меня боится, но, тем не
менее, встала на пути и даже пальцем погрозила, как ребёнку.
Наблюдая, как эта пигалица ростом мне по локоть, изображая
командира, указывает на дверь моей палаты и почти толкает в её
сторону, я чуть не рассмеялся. Ну, право же! Такая милаха!
Каюсь, позволив отконвоировать себя
обратно в палату, я не удержался и, уже стоя у распахнутой двери,
осторожно погладил «строгую воспитательницу» по голове, отчего та
охнула и, на миг присев, вдруг сорвалась с места. Шурх, и нет её!
Мне даже показалось, что за этой девчонкой светящийся след остался.
Или не показалось?