В преддверии бала проверив
парадно-выходной мундир, князь решил, что проще будет съездить за
новым в Ченстохов, чем позориться в старом, который заметно
поистрепался, да и немного жать стал — в плечах. Портной встретил
его, как родного сына после долгой разлуки.
— Господин офицер! Очень рад вас
видеть, очень, да-с! Вам, как и в прошлый раз? О! Эй, бездельники,
ну-ка живо ко мне!
За ту цену, что заломил портной
Стоцман, можно было пошить три обычных мундира — но этот таких трат
стоил. Красивая и весьма дорогая ткань, идеальная подгонка по
фигуре, соответствующие по виду и стоимости остальные мелочи.
Переодеваясь, Александр держал в памяти то, самое первое
впечатление, желая понять, как сильно он изменился за прошедшее
время. Вид переодетого корнета подействовал даже на привычного ко
всему портного.
— Доволен ли ясновельможный пан? Я
оговорился, прошу меня простить, ваше высокоблагородие! Может,
прикажете чего еще?
— Да. Неплохо бы поглядеть в большое
зеркало.
— Это совсем легко устроить, прошу
следовать за мной.
«Повыше стал. Поплотней и на качка
немного похож, что ли? Вон какие плечи. Уже не мальчик, но
мужчина».
Отражение показало молодого и
уверенного в себе офицера, в дорогом даже на беглый взгляд мундире,
с бронзовым загаром на слегка скуластом и оттого хищном лице. И
самое главное — глаза. Золотисто-желтая радужка сверкала живым
янтарем и являлась, вдобавок, настоящим индикатором душевного
состояния князя: когда он был спокоен или веселился, то они
принимали медовый оттенок, а когда был раздражен или сердит — на
всех смотрели светло-желтые глаза лесной рыси.
«Здравствуй еще раз,
корнет-князь…»
Глава 19
Само награждение запомнилось
Александру длинной, и необычайно скучной речью, которую добрых
полчаса толкал (без бумажки и подсказок, между прочим)
генерал-майор Франтц. Торжественность момента не ощущалась вообще,
и приходилось постоянно следить за собой: зевать хотелось
неимоверно! Вчера он полночи проворочался в постели, пытаясь
составить жизнеспособный план. Кое-что уже, конечно, вырисовывалось
и достаточно важное: к примеру, он довольно точно оценил состояние
семейства Ягоцких. Несмотря на то, что Кшиштофа по праву именовали
купцом-миллионщиком, реальный максимум (то есть то, что он в
состоянии быстро собрать) для него составлял пятьсот тысяч: вот в
эту сумму и будет оценена живая и почти целая тушка его сынка.
Сразу после вручения наград был заявлен бал, и участие в нем
отличившихся было строго-обязательно: как не отнекивался князь
Агренев, подполковник и слушать его не стал, только пожурил
снисходительно: