Как-то сам собой сложился и стиль переписки. Сухие, без лишних
реверансов, строки. Чистая информация. Иногда он задавал вопросы,
или просил поинтересоваться тем-то и тем-то. Однажды спросил моего
мнения по какому-то вопросу. Если правильно помню – что-то о
тарифной политике Империи.
Всегда старался отвечать максимально быстро. Объяснял причины
своих решений, или суждений о чем-либо. Понимал, конечно, что
хорошо друг к другу относящиеся люди так не делают. Что наша
переписка больше напоминает сообщение начальника и подчиненного. Но
ведь, едрешкин корень, так оно и было! Мне отчаянно нужно было его,
цесаревичево, покровительство, и смею надеяться – мои известия были
ему полезны.
Впервые я просил его о помощи. Нет, не умолял его избавить от
жандармского преследования! Это было бы откровенным признанием
собственного бессилия. Да и глупо, в моем-то положении. Я пошел
другим путем. Вывалил на бумагу все известные на сей момент
сведения, добавил слухи о том, что меня с ближайшими соратниками,
ярыми помощниками в тяжком труде по преобразованию Сибири, якобы
намерены подвергнуть аресту и препроводить в Омск. И попросил
совета. Что мне теперь делать? Отступиться? Сдаться? Оставить край
в его вековой дремучести на радость ретроградам? Или продолжать,
пусть теперь и как частное лицо, барахтаться, сбивая молоко под
собой в драгоценный экспортный товар?
Примерно тоже самое отписал и Великому князю Константину
Николаевичу. А младшему брату цесаревича, Великому князю Владимиру
– уже нечто другое. Он, хоть и молод еще – 22 апреля 1847 года
родился – восемнадцать лет, а придворные интриги обожает. Во всех
этих кулуарных хитросплетениях – как рыба в воде. И ум у него
острый и прихотливый. Добавить сюда еще склонность к по-настоящему
мадридскому коварству, и абсолютную безжалостность к врагам, и
получаем идеального союзника или чудовищного врага.
Благо ко мне молодой человек относился можно сказать отлично.
Мне кажется, само мое существование, сами мои реформы – наперекор и
вопреки – его немало забавляли. Я был ему интересен, и тогда,
составляя текст, именно на это старался упирать. Как и другим
князьям, описал имеющиеся факты, высказал мнение, что каким-то
образом удалось обзавестись могущественными врагами, и привел
несколько имен господ, по тем или иным причинам имеющих на меня
зуб. Слухи о будто бы отданном приказе о аресте подал в
саркастическом ключе. При нынешнем расцвете бюрократии, при
невероятно сложной системе взаимодействия министерств и ведомств,
распоряжение главноуправляющего Вторым отделением собственной ЕИВ
Канцелярии, выглядит, по меньшей мере, странно. Но ведь, я ничуть в
этом не сомневался, омские жандармы тут же кинуться его, этот
чудной приказ, исполнять. И не значит ли это, что графу Панину,
стареющему льву и беззубому лидерурусских консерваторов, как-то
удалось договориться с господином Мезенцевым?