В протоках да старицах, заросших тальником и камышами – раздолье
для уток. Туземные инородцы на них, как мне рассказывали, даже
порох не тратят – сетями, словно рыбу ловят. Говорят, осенью по
улицам селения, будто снег в метель – утячий пух летает. Что-то,
наверняка и собирают, на подушки да перины. На рынках в Томске
этого добра хватает. На соломе даже последние бедняки не спят.
На другой стороне, чуть выше Большого острова – Батуринский
хутор. А еще выше – Вершинино. И точно между ними, если имеешь
хорошее зрение и точно знаешь что именно искать, под плакучими
ивами, прячется устье Тугояковки. Станичные татары, Рашит и Ильяз,
говорят дальше по речушке, на одном из ручьев, на Гриве, есть
хуторок. Они его Ерым называют. Это вроде – Овражного по-русски.
Только туда мы заезжать не станем. Проводники не советуют. Суровые
там люди живут, и нелюдимые. Попросишь воды попить – дадут, не
откажут, но берестяной туесок потом в очаге сожгут.
Снега на льду в пол-аршина. Он еще не успел слежаться,
затвердеть, и свободно гуляющий вдоль речных просторов ветер,
играет поземкой. Тело отвыкло от седла. Как позапрошлой осенью с
Принцессы в Барнауле слез, так надолго никуда верхом и не
ездил.
Знаю уже, опыт имеется, что труднее всего во второй день будет.
Когда натруженные мышцы будут ныть и требовать покоя. Будут дрожать
колени, и трудно ловить ритм шага лошадки. И седло превратиться из
удобного насеста, в котором можно даже бумаги читать, не отвлекаясь
на дорогу, в инструмент изощренной пытки.
А потом организм перестроится. Вспомнятся навыки. Тревожно
косящаяся кобылка успокоится, а я перестану нервно поддергивать
поводья при каждом ее неудачном шаге. И вот тогда, я, наконец-таки
смогу любоваться окрестностями или вести неспешные беседы с
инородцами, считающимися казаками.
Ну и первый день, тоже хорош. Усталости еще нет. Душа радуется
воле. Легкий морозец пощипывает щеки и покрывает изморозью лохматые
бока несуразного моего транспортного средства – маленькой,
крепконогой, толстопузой коняжки.
Лошадей дал Галямов. Конечно – не просто так, а за деньги. Но и
так бы не дал, если бы не посредничество Безсонова. Это когда я
начальником был, Калтайский староста обязан был мои распоряжения
выполнять. А теперь – я ему никто и звать меня никак. Он конечно же
обо мне слышал от томских казаков, и надеюсь – только хорошее, но
его-то со мной вообще ничего не связывает.