Бертольд Хальтер ему не понравился с первых же мгновений, лишь
только тот шагнул навстречу, приветствуя и хмурясь. Во-первых, для
должности управления столь немалым городом он был довольно молод –
лет неполных сорока. Невзирая на собственный ранний и в буквальном
смысле стремительный cursus honorum[11], Курт подобным
личностям не доверял, вполне отдавая себе отчет, однако, что в этом
есть некоторая вина академии, наставники которой пребывали в
возрасте почтенном, тем самым приучив его воспринимать авторитетно
лишь персон, что называется, в солидных годах. Во-вторых,
бюргер-майстер поднялся попросту на волне беспорядков,
последовавших за восстанием ткачей Кёльна, и попытайся он пройти
выборы должным образом, ни одного голоса в свою копилку он бы не
получил.
Хальтер выглядел усталым, однако, если усталость в лице главы
кёльнского Друденхауса была какой-то привычной и словно сжившейся с
ним, то лицо бюргермайстера выражало утомление, каковое испытывать
ему доводилось явно нечасто. Отвечая на приветствие, Курт всеми
силами старался соблюсти в лице должную уважительность; дабы
изгнать из мыслей и ощущений неприязнь к человеку напротив себя, он
припомнил множество весьма полезных дел, совершенных при новом
бюргермайстере, включая поддерживаемое до сих пор равновесие между
буйствующими студентами, добрыми горожанами, торговцами, остатками
уличных шаек и нищими, что, по чести сказать, все же требовало
некоторых умственных и физических напряжений. Кроме того, когда
Друденхаусу потребовалась дополнительная стража, бюргер-майстер
прислал людей, не дожидаясь даже просьб – по личной инициативе…
– Нам с вами не доводилось до сей поры беседовать
очно, – заметил Хальтер, – и хочу воспользоваться
случаем, дабы выразить свое восхищение по поводу преступления,
расследованного вами этим летом.
На мгновение Курт стиснул губы, чтобы не улыбнуться невпопад;
ему вообразилось мигом то, как было возможно беседовать с ним
не очно (перекрикиваться с крыш Друденхауса и ратуши, не
видя друг друга?..), и отметилось восхищение
преступлением, по поводу которого он проводил дознание. При
желании после таких слов еще лет тридцать – тридцать пять
назад бюргермайстера можно было бы прихватить за сочувствие к
еретикам…
– Моя работа, – отозвался он просто и, не спросив
дозволения, уселся на высокий стул напротив совершенно пустого,
если не считать одинокой чернильницы, стола. – Вы просили меня
явиться незамедлительно; случилось что-то, что должно
заинтересовать Конгрегацию?