– Нет у него пары лет, Курт, – вздохнул напарник
понуро. – Их ни у кого нет. К слову, он обижен на тебя: ты так
и не появился на его бракосочетании.
– В это время я был на другом конце Империи, –
покривился Курт, – и при всем желании не мог успеть вовремя. Я
поздравил его позже, в лагере Хауэра. Хотя, ты прав, поздравлять не
с чем… Она хоть симпатичная?
– Ничего, – кивнул Бруно и, вздохнув, повторил: –
Ничего; он справится. Я в восемнадцать уже тянул почти на одном
себе жену и ребенка; у него задача посерьезней, само собою, но
и помощников побольше будет, и они куда толковей, нежели те, что
были у меня. Принц уже не ребенок, хочет он того или нет…
– Но тревожит тебя вовсе не Гельвеция и не Бавария, –
заметил Курт уверенно. – Как-то между делом ты обо всем этом
говорил сейчас. Итак? Давай-ка, колись: чего ты мне еще не
рассказал?
– Инквизитор, – хмыкнул Бруно с невеселой усмешкой и
тяжело вздохнул, отложив ложку в пустую миску.
– Побойся Бога, сколько лет я тебя знаю? Здесь и никаких
инквизиторских навыков не надобно… Так в чем дело?
– Помимо Бамберга, есть и еще новости, – не сразу
ответил Бруно, помявшись. – И тоже касаются тебя. В наше
ульмское отделение явилась молодая женщина, которая разыскивала
инквизитора Курта Гессе… Не давись. Не в этом смысле.
– Предупреждать надо, – выговорил Курт с усилием;
духовник пожал плечами:
– Я и предупредил. Ведь сказал – «новость касается тебя».
Так вот; та женщина выглядела странно, вела себя и того странней,
зачем ты ей нужен – говорить отказывалась…
– В чем странность?
– Платье на ней сидело, по выражению ульмского обера, «как
камзол на овце», волосы обрезаны по самые плечи, и вела она себя (с
его, опять же, слов) так, что «захотелось найти ее отца и
поговорить с ним о порке как непременной части воспитания». Но
главное не в этом. Назвалась она Крапивой, а всем, кто пытался
слишком назойливо лезть к ней с расспросами о том, для чего ей
понадобился инквизитор Гессе, отказывалась что-либо объяснять и
тыкала в нос потрепанный пергамент с подписью этого самого
инквизитора. И судя по всему – не имея при этом ни малейшего
представления, что на этом пергаменте написано. А написано
было…
– … что ей разрешено заниматься врачеванием на территории
Германии и Империи in universum[10], – договорил Курт, –
и никто не должен чинить ей препятствий, ибо ереси, малефиции или
чего иного непозволительного ее деяния не содержат… Нессель[11].
Все-таки выбралась из своего лесного логова.