– Да, майстер Гессе, – с готовностью кивнул
Ульмер. – Постараюсь справиться как можно скорее.
– Ну, что ж, благодарю заранее, – неспешно проговорил
Курт, разровняв на столе список причастных, уже изрядно помятый, и
придвинул его к собеседнику. – Также начать причинение пользы
ты можешь с того, что расскажешь мне об этих людях. А там
поглядим.
* * *
Домики Инзельштадта, теснящиеся вдоль улиц, были чем-то
неуловимо схожи между собою; каждый имел, как водится, некую
отличительную особенность – деревянного голубя на крыше, особо
изукрашенную фонарную решетку над дверью, флюгер в виде лодки – но
все они при этом были точно бы на одно лицо, будто близкие родичи.
Дома простых горожан не образовывали собою отдельного квартала в
отдалении от обиталищ знати, а стояли вперемешку, толпясь
небольшими группками неподалеку от высоких дорогих жилищ.
Дом Вилли Клотца, истца по делу, на котором спалился судья
Юниус, был в очередной такой компании своих собратьев крайним –
аккуратный одноэтажный домик с высоким чердаком, покатой крышей и
тяжелой, точно складская, дверью. Владелец домика был человеческой
копией этой двери – такой же массивный и широкий, с громовым,
раскатистым голосом и суровым взглядом командира наемников под
густыми бровями, и даже его далеко не крошечных размеров супруга
смотрелась рядом с ним, точно детская кружка рядом с пивным
бочонком. Сам же майстер инквизитор взирал на Вилли Клотца снизу
вверх, чуть отступив назад, дабы не задирать голову. В беседе,
однако, хозяин дома был учтив и добродушен, даже чрезмерно, и
гостям пришлось потратить около минуты на то, чтобы отказаться
сперва от участия в семейном обеде, а после – от посиделок за
раухбиром[20] местного производства, вполне ожидаемо лучшего в
Империи.
– Мне и сказать-то нечего, – откровенно смущаясь,
пояснил Клотц, едва уместившийся на табурете, явно смастеренном
лично – под собственную внушительную комплекцию. – Я уж все
рассказывал – не упомню, сколько раз. И вот майстеру Ульмеру, и
обер-инквизитору, и в магистрат меня вызывали…
– Я читал протоколы, – кивнул Курт, – и говорил с
обер-инквизитором; однако пересказ с чужих слов, а тем паче запись
этих слов, по опыту знаю, всегда хоть в чем-то, да против истины
погрешат, вольно или невольно. Секретарь поленился или не успел в
спешке написать неважное, по его мнению, словечко (суть-то
передана) – и внезапно весь смысл меняется… Расскажите суть
дела еще раз, Вилли. С чего все началось, как продолжилось… ну, а
чем закончилось – я, в общем, уже понял.