– И вы решили судиться с братом? – не скрывая
укоризны, уточнил Курт.
– Я б и не подумал, – возразил гигант горячо, –
не думайте, что мне денег жалко стало или еще что… Я и не стал бы!
Но этот дурак же удумал рыночное местечко передать в полное
владение сыну с молодой женой, той самой девицей. Да отчим бы в
гробу перевернулся, если б узнал, что все то, на что он годы и
труды тратил, досталось какой-то, Господи прости, прошмандовке! Я и
решил – нет уж, отсужу себе обратно, а сын у брата все-таки не
совсем уж скорбен головой, рано или поздно одумается, увидит, что
ему за тварюка досталась в невесты… Вот тогда уж мирно,
по-семейному, и решим, как с этой лавчонкой быть. А мирно – вон оно
как… Не вышло.
– Ваш брат убил свидетельницу.
– Да, – тяжело выговорил гигант, вздохом едва не сдув
Ульмера с табурета. – Так вот оно… У отчима женщина была на
примете – вдова, одинокая, благочестивая и умная женщина, в
возрасте с ним тоже одном… Решили пожениться – чтобы последние дни
не коротать в одиночестве; оно все ж легче так, с родным человеком.
Но не успели, отчим слег и… Ясно стало, что не до свадеб ему уже.
Но она к нему в дом приходила, навещала, присматривала, как могла.
И когда он переписывал завещание – она оказалась свидетельницей. На
подписании присутствовали эта женщина, судья Юниус и нотариус. И
вот вскоре после смерти отчима погиб нотариус…
– Просто-таки прклятая лавка какая-то, – заметил
Курт. – На таком количестве смертей не всякое темное капище
строилось.
– Что вы, майстер инквизитор, брат тут никоим образом не
замешан! – как-то совершенно по-женски всплеснул руками
гигант. – Он, конечно, грех на душу взял, душегубство
совершил, но лишь одно; канцлер[21] по собственной вине погиб. Шел
вечером домой, сильно подвыпивши, и с мостика-то в воду того…
опрокинулся. Кто поблизости был, выловили его, попытались откачать,
но где там… Пока был в бессознании – наглотался воды и преставился.
Так вот и остались из свидетелей только судья да та женщина. И вот
когда я явился с новым завещанием, судья заявил, что впервые его
видит, а свидетельница лжет. Не то чтоб ему сразу поверили, хотя и
было его слово против слова какой-то старой вдовы; нет, назначили
еще одно слушание, чтобы во всем разобраться… А дальше – все как в
протоколе записано: сперва судья Юниус ей угрожал, потом она пошла
к моему брату, чтобы устыдить нечестивца, и там-то он ей в обед
отравы и подсыпал. Официум начал расследование и… Вот, – уныло
развел руками Клотц. – Оказалось, что и брат мой виновен, и
его супруга была в курсе задуманного, и оба сына – все они на
семейном совете одобрили убить славную женщину за место на рынке… Я
тогда пожалел уже, что начал это дело; не хватайся я так за эту и
впрямь проклятую лавчонку – не подтолкнул бы брата ко греху.