- Не уйду, даже и не думай! Мне тоже нужно знать - что с ней? И
почему женский плат повязала, и что за дочка, где она? Можешь и
мужское отсушить, и язык узлом завязать, как обещал… Что за дурь ты
задумал, ведун? Куда тащишь ее? Она же такая маленькая, совсем одна
тут…, а ты на кухарню ее засунул. Я узнавал – даже не платили ей за
работу, а она днями там… Ты что - робыню себе достал в ней? Бабе
своей в помощь? Так знай, что я ее одну…
- Заткнись ты уже, угомонись… защитничек, - устало сказал ведун
и скомандовал: - Двигаемся дальше… через малое время хутор, там
сегодня заночуем.
На хутор мы въехали еще засветло. Остановились возле крайней
избы. Пока стражники вязали коней к тыну, от жилья к нам потянулся
народ. Пятеро здоровенных бородатых мужиков в простой темной одежде
спокойно подошли и завязали разговор с ведуном о ночлеге, кормежке
для людей и лошадей, и о плате за все это.
А я окликнула их со своей повозки:
- Дяденьки! А у вас никто не пропадал в лесу на днях? Мужик
такой всклокоченный с горбатым носом?
Один из хуторян вскинулся и быстро подошел ко мне, а за ним
подтянулись и остальные. А у меня с трудом ворочался язык, так
тяжело стало говорить:
- Возле того дерева, что с большим дуплом внизу, его задрал
медведь. Голодный с зимы… худой. Сторожитесь его. Зверь сельчанина
вашего где-то там закопал - в хворосте. Выручайте…, он просил
схоронить по обряду, - я совсем выдохлась и обессилено замолчала.
Что я творю? Тот дед сказал, что с покойниками нельзя долго
говорить, а оказалось – про них говорить еще хуже. И я заплакала –
так мне было худо, так голова болела, и сил не было совсем ни на
что. Меня о чем-то еще просили, что-то говорили, а у меня только
слезы бежали из-под закрытых век.
Потом меня затащили в избу, посадили, поддерживая, на высокую
постель. Незнакомая женщина помогла снять верхнюю одежду, а дальше
я склонилась набок и просто уснула.
Мы с ведуном поговорили только утром. Я проснулась рядом с
Марутой, которую уложили со мной. Потом мы с ней сходили к нужнику,
и я уже шла сама, своими ногами. Умывшись, вернулись в дом, застав
там Гната и Микея. Ведун опять отослал прочь жену и сказал мне:
- Нашли мы его, того мужика. Они сразу же - на ночь глядя
кинулись в лес, с факелами… я боялся, что сосняк запалят. Спешили,
чтобы успеть. Медведь сразу не пожирает крупную добычу. Он любит,
чтобы мясо немного с душком было – так оно мягче. А поначалу
выедает только брюшину. Потом прячет тушу… тело…, натаскивает
лесной хлам, заваливает сверху…, ждет, выжидает срока. И не отходит
далеко – сторожит добычу. Нет больше того зверя - закололи они его.
Людоедов сразу убивают... человек - легкая добыча, особенно бабы да
дети.