- Кто это? – продрала я пересохшее горло. Забывала дышать, вся
превратилась в слух. Тела своего не слышала. Зато чуяла, как меняет
меня новое знание, выворачивают душу страх и жалость к замученным
людям. А еще просыпается внутри что-то совсем новое, сильное и
ранее мною никогда не изведанное – лютая ненависть! Ее я узнаю и
чувствую впервые. Страшное чувство – черное, тяжелое, как камень, а
еще - буйное. Требует действия, вносит в душу беспокойство, будто
недостает мне чего-то и нужно сделать что-то – еще более страшное,
но справедливое. Тяжко…
- Фэрии или фэйри - это не народ, - рассказывал ведун, -
рождаются в разных государствах дети, целованные солнцем,
рыженькие. Где-то чаще, где-то совсем редко - как у нас. Все больше
– девочки. В разных семьях – богатых… бедных. Растет дитя в большой
любви, его нельзя не любить. И оно само с рождения – свет
солнечный, любовь к жизни в чистом своем проявлении. Ему радуется
все живое – растет, цветет для него. Что бы ни делал такой человек
(а делает он все старательно, основательно, тоже с любовью), это
получается у него лучше, чем у других. Это редкий дар - хороший,
полезный, но для нашего дела не очень ценный. Вот для женской
работы - да. Я уже думаю – не за тобой ли шли тогда степняки,
потому что это тоже сродни ведовству. Могло быть и такое…
- А дед, тот дед? – не терпелось мне. Вдруг стало больно руке –
ее сжимал Микей, смотрел сурово на ведуна, слушал его. Я руки не
отняла – так было спокойнее. Пусть держит, я и сама уцепилась за
него второй рукой. Только разговор на этом закончился.
- Давай уже чего-нибудь покушаем, рыжуля, вам с Марутой детей
кормить нужно, а то слабые вырастут в утробе. А про деда я же
сказал – не знаю, что он тебе передал. Потому и не хотел пустой
говорильни. Нужно с грамотными людьми советоваться, думать, что-то
решать. Они уже извещены о тебе. Может, потому и отозвали меня в
столицу - тебя перевезти в безопасности. Старшие разберутся - у них
есть доступ ко многим знаниям, их добывают для них даже за
границей. Они знают о всех редких умениях, о которых хотя бы раз
прошел слух. Не переживай - разберутся. У меня же одни догадки.
Только напугал тебя, - отвернулся расстроено ведун.
Мы вышли во двор, а потом прошли к другой избе, где ночевали
ведун с братом. Нас сытно накормили и спросили – останемся ли мы на
обряд похорон и на тризну? Ведун попросил прощения и отказался –
мол, две тяжелые бабы в обозе. Ни к чему им плакать и
расстраиваться лишний раз.