Таша - страница 49

Шрифт
Интервал


На крыльце было пусто и холодно, темно посередине ночи. Не светилось в окнах у стражи, не слышались шаги дежурного охранника. Я тихо стояла и ждала чего-то…. и дождалась – по лицу мягко скользнул порыв ветра, поиграл волосами, обвил, обнял, шепнул в ухо:

- Ненаглядная моя… солнышко ясное…

- Мике-ей…, - горестно простонала я, - Мике-еша-а…

Задохнулась, пошатнулась…, ветер мягко поддержал, подпер с боку, ласково прошептал:

- Прости, милая, глупо вышло, нечаянно. Ты отпусти меня, лапушка, сам я не оставлю тебя – тянешься ты ко мне. Отпусти на ту сторону, освободи от себя… Вот только поцелую тебя…, - прохладный ветерок ласково пробежался по губам, я жадно приоткрыла их. Возле уха послышался тихий довольный смех.

- Любимым уйду. Легко уйду и вернусь потом легко, ты только помни всегда, а сейчас отпусти-и...

- Останься, - плакала я, - будь рядом, говори со мной.

- Нельзя-а… убью всякого. Не подпущу к тебе… жизни тебе не дам. Не хочу для тебя такого, отпусти-и… только еще поцелую…, и шейку… запрокинь голову, откройся…

- Я отпускаю тебя, отпускаю, - рыдала я, - я не вынесу этого, не смогу! Хочу, чтобы рядом был, чтобы хранил! – перечила потом сама себе.

- Храни-ил…, - шелестел ветер, - хранил… оберегал… защищал… ладно… это ладно, но не я. Тебя будут хранить. Не вешай обереги… не бойся ничего. Ты же не боишься мертвых?

- Нет…, не боюсь. Что мне сделать, как отпустить тебя? Я сына твоим именем назову! – вспомнила вдруг и услышала печальное:

- Нельзя-а… именем недавно умершего нельзя-а. Назови Зоряном, как моего отца – хороший человек был, долго жил и ушел мирно. Отпусти-и… ждет он меня.

- Как же, ну как? – стонала я.

- Согласи-ись…, - пел ветер, - пожертвуй немного себя – иначе не сможем. Сожги чуть своих волос – я с дымком улечу, проводишь меня. Вот только поцелую еще, - пробежался ветерок по моим губам, простонал горестно в ухо: – Ой, мало, мало-о… отпусти… не мучь…

Рыдая уже в голос, я метнулась в дом, роняя на пол полушубок. Прошаркала в огромных сапогах до печи, захватив по пути острый кривой нож, которым обрезали пуповину сыну. Сдернула в сторону печную заслонку, открыв кучу жарких углей на поду. Собрала рукой длинные спутанные пряди, перекинула на грудь и стала срезать, сколько смогла за один раз. Бросала на угли, и опять резала. Они сжимались там, скворчали, корчились в жару. Вонючий дымок поднялся, потянулся вверх, утягиваясь в печной вывод. Я хрипела задушено, всхлипывая и дергаясь всем телом, хватая воздух ртом: