- Микей погиб. Прощался со мной вчера, отпустила я его. Сына он
назвал Зоряном. А косы обрезала потому, что он так просил. Только
так мы и смогли расстаться… и да – если бы он тогда руку попросил
отрезать, я бы и ее отрезала…, хотя сейчас уже подумала бы…, но и
то…
- Стало быть, ты и сама теперь понимаешь, что дурь сотворила? –
кряхтел виновато Мастер.
- Я сделала то, что должна была. Вы знали про него? – спросила
дрожащим голосом, боясь расплакаться.
- От тебя в первый раз слышу. В тихое место они шли, простая
служба на спокойной границе…, да и не время еще – не могли они
дойти до места, не успели бы. Узнаю…
Я побуду тут немного, помогу, подлечу тебя, чтобы быстрее на
ноги встала. Потом заберу с собой. Будешь жить у меня в доме. Семьи
у меня нет, кухарка раз в день приходит да соседская дочка
убирается. Твоего согласия не спрашиваю, подумаешь хорошо – сама
поймешь, что так надо.
- Кому это надо?
- Тебе в первую очередь. Учиться тебе нужно. Ты грамоту и ту
слабо знаешь, я интересовался, как вас учили. А знать тебе нужно
многое – про устройство нашего государства, всего мира. Про соседей
наших – хороших и плохих. Нужно чтобы конская спина домом родным
для тебя стала. Нужно с людьми научиться говорить, не пряча глаза и
не щулясь. Одеваться научишься, как горожанка. Чему еще там?
Танцам, манерам, на каблучках ходить…
- А это мне зачем? – тихо удивилась я.
- Я тебя на государственную службу беру – говорил же. Со всеми
вытекающими отсюда – денежным довольством, снаряжением… одежкой, то
есть… но и службу с тебя спрошу, как положено. А потому ты должна
уметь все. Немного подождем, пока сынка не так часто к груди
прикладывать станешь, и начнем потихоньку учиться.
Помолчал, пристально вгляделся в меня и жестко добавил, уже не
жалея, повторяя и утверждая то, что говорил уже когда-то:
- Ты тогда – еще до Строга, не согласилась бы быть с Микеем. На
одну себя надеялась, и надежда твоя была дурная и глупая, детская!
Грошиков твоих на один лунный оборот хватило бы, а дальше – подайте
люди добрые! Без нашей помощи тынялась бы по свету, дитя под
забором родила бы. Если бы и сжалился кто над тобой, все равно не
жила бы так, как сейчас – в тепле, чистоте и уважении. А, скорее
всего, и не было бы тебя уже – сжили бы со свету неприкаянные души.
Кто бы тебя упредил о них, кто бы и чему научил? Мои обереги…, -
вскинулся, зашарил глазами по мне, - а где они? Их нужно носить, не
снимая. Пока не разрешу снять.