- Не ожидал я такого от тебя… не ждал, сестра, - скупо и тяжко
выговаривал брат слова, а я потерянно обвела взглядом горницу,
ничего не понимая. И увидела - в легком кресле у дальнего окна
сидела мачеха. Дородная, высокая, с широко развернутыми плечами и
красивым щекастым лицом, она никогда и пальцем меня не коснулась.
Но и в детстве и сейчас еще я боялась ее, как огня. Дети, как
зверята малые, чуют и понимают ненависть, а от нее она исходила
почти осязаемой удушающей волной, как только мачехины глаза
находили меня.
И еще – за ее спиной мне мерещилось… от страха, наверное, будто
у нее всегда есть тень. И в ясный день, когда она стояла против
окна, и в сумерки тоже. Что оно было и было ли – сказать трудно,
может и вправду - с перепугу виделось то, чего не было на самом
деле.
Мне уже давно пояснили причину ее нелюбви ко мне, и я приняла
это, но понять так и не смогла – как можно было так люто ненавидеть
малое дитя? Когда брат принял княжеский венец и вернул в терем свою
мать, я была совсем еще соплюшкой и потому не могла понимать -
отчего так страшно наказывают за мелкие шалости да обычную детскую
живость? За разбитую чашку, что нечаянно вывалилась из неловких еще
ручек, по ним стегали лозиной. За громкий топот и радостный визг
ставили в угол – голыми коленками на рассыпанную гречку. Много было
способов запугать, сделать больно и указать место.
Прошло какое-то время, пока я стала что-то понимать, а тогда
просто испугалась, притихла и затаилась. Мне не с кем стало бегать
и играть – младшего брата нагрузили тяжелой мужской учебой, и это
было нужное дело. Детей прислуги с княжеского подворья убрали, а
меня со двора не выпускали вовсе. Когда мачехины приживалки
доносили об очередной «провинности», она спокойным и мягким голосом
указывала, как им следует поступить. И они наказывали… потом я уже
перестала разглядывать со слезами и касаться пальчиками синяков на
теле – они с него не сходили. Привыкла прятать короткую косичку за
ворот рубахи – чтобы не таскали за нее, вырывая порой волосинки на
затылке. Привычно засыпала голодной – и это тоже было частым
наказанием. Мачеха полной мерой пользовалась той волей надо мной,
которую дал ей брат. И вот сейчас она тоже здесь. Значит,
оправдаться не получится, в чем бы ни обвинили. Она просто не даст
этого сделать.