Она сама поднесла Лешеку ковшик резной, наполненный до краев
самых водою. И была вода та студена, а еще горька без меры. Лешек
пил, давился, но все равно пил, до самого дна, до…
- Больно? – матушка заглянула в глаза и волосы тронула, ласково,
как в детстве. А Лешек уткнулся головой в живот ее, вдохнул родной
запах и с трудом удержался, чтобы не разрыдаться. – Кровью пахнет…
стало быть, ходил?
- Ходил.
- Узнал что?
- Узнал… ты тоже знаешь, верно? Без тебя она бы не укрылась,
так? Почему ты ей помогла, а отцу… он…
- Он бы не отпустил, - она перебирала светлые прядки, вытягивая
из них печаль и горе. – Он был одержим мыслью род восстановить, и
никогда бы не позволил ей уйти, держал бы здесь, в клетке этой.
- Но ты…
- Я сама в клетку пошла. Мой выбор и только мой. А она другого
желала.
- Свободы?
Это Лешек, пожалуй, мог бы понять, но слишком жива была еще
память. И люди, погибшие, стало быть, зазря… если матушка знала,
если…
- И свободы в том числе. Она уцелела чудом. Она уцелела, а
прочие нет. Она сбежала на свидание, позволила случиться любви.
Решила, что если батюшка больше не император, то и она не
цесаревна, а стало быть, может позволить себе такую роскошь, как
любовь… правда, матушки все одно опасалась. Говорила, что больно та
была строга…
Императрица отстранилась и ладонью вытерла слезы. Слезы? А Лешек
не заметил, что плакал. Надо же… как мальчишка… а ведь он будущий
император, и права не имеет ни на слезы, ни на что другое. Глянул в
каменные глаза матери и попросил:
- Расскажи…
- Так не о чем рассказывать особо… - императрица выпустила его и
подала шелковый платок. – Вытрись… и присядь. Однажды… я
только-только во дворце появилась. Все иное, незнакомое. Мир этот.
Люди, которые меня и боялись, и ненавидели. Я не была готова ко
всему этому, терялась и, признаюсь, испытывала преогромное желание
немедля покинуть это место.
…что бы было тогда?
Отец смирился бы? Или оставил бы проклятую корону? И так, и так
– плохо…
- Он мне помогал. Он знал, насколько все… нехорошо порой бывало,
однако мужчине тяжело воевать с женщинами, и во многом мне пришлось
справляться самой. Потому я благодарна несказанно Одовецкой за ее
помощь.
Матушка вернулась к кудели.
И нить заплясала, задрожала, меняя цвет на темно-синий.
- Однажды в покоях моих появилась девушка, что было удивительно,
поскольку покои эти охранялись весьма и весьма тщательно. Однако,
как выяснилось, дом, построенный на крови, этой крови многое
позволяет… она назвалась цесаревной Ольгой, и я ей поверила.