Он поднял палец.
- Куда?
- Туда, - пан Белялинский махнул рукой. – Смотрите, пан воевода…
женщины, они все такие… сперва сладкие и ласковые, что зефир
твой…
Он огляделся, но зефира в обозримой близости не отыскал и потому
наполнил рюмку вновь. Поднес крепкою рукой к носу, скривился.
Выдохнул.
Да и опрокинул, осушивши одним глотком. Закусывать на сей раз не
стал, так занюхал собственным рукавом и содрогнулся всем телом.
- Ох… хороша… о чем я? А… зефир. Вы зефир любите? А вот Ганна
любит. В шоколаде чтоб… и три злотня за коробку. А коробка-то
махонькая. Спрашивается, за что платить? Три злотня! – пан
Белялинский поднял палец. – Три!
- Мы поняли, - ответила Катарина, поморщившись. Пьяных не
любила?
- Вот… я ей сказал, чего платить, когда на рынке такой же за два
сребня можно взять. А она нос воротит, мол, на рынок только бедные
ходят. И зефир там прогорклый… я ж сам пробовал. Найсвежайший. И
знаете, - он огляделся, будто опасаясь, что драгоценная супружница
изволит пребывать рядом, поманил Себастьяна пальцем. Пришлось
наклоняться. – В последние-то годы у меня дела не ахти шли… совсем
не шли… и я коробочку-то в кондитерской прикупил, а зефир на рынку
брал. Экономно выходило. А она… не заметила она… только
нахваливала, мол, хорош…
Пан Белялинский пьяненько захихикал.
- Только вы ей не говорите, ладно?
- Не скажу, - пообещал Себастьян, испытывая странную неловкость.
Человек этот, волей ли или неволей замешанный в делах престранных,
был все ж соотечественником, а потому видом своим нынешним,
состоянием, позорил не только себя самого, но и целое
королевство.
- Вот и ладно… а гробы? Что гробы… документы у меня имеются. В
номере. Изучать станете?
- Станем, - ответила за Себастьяна Катарина, но пан Белялинский
ей пальцем погрозил и сказал:
- Ша, девка… нос у тебя короток, чтоб в мои бумаги лезть… я свои
права знаю…
- Хотите проблем?
- Смотря у кого они возникнут, - пан Белялинский подбоченился. –
Она пусть остается… не люблю, когда наглые бабы в мою жизнь лезут.
А вы, пан воевода, сходите… почитайте… авось и вычитаете чего…
И ключ кинул.
Себастьян ключ поймал, а заодно явственно осознал, что ничего-то
в номере он не найдет. Однако же поднялся. И дверь открыл. И
хмыкнул, убеждаясь, что этот конкретный номер был куда похуже того,
в котором остановился сам Себастьян.