Иванушку она растила с самого его
рождения – как растила когда-то Таню, его мать. Татьяна Дмитриевна
происходила из семьи дворянской, но обедневшей. Усадьба её отца
доходу не приносила почти никакого, и Дмитрий Степанович вынужден
был служить по казённой части в губернском городе. Так что, когда к
Танюше посватался купец-миллионщик Алтынов, её родители повздыхали
для приличия – что приходится выдавать дочку чуть ли не за мужика,
– но дали свое согласие. причем Мавра знала, что сделали они это с
радостью и облегчением. Во-первых, кто бы еще женился на почти
полной бесприданнице? А, во-вторых, Митрофан Алтынов сумел
растопить сердце Татьяны. Так что и она против этого брака не
возражала.
После венчания молодые сразу же
переехали в Живогорск. И Мавра, которая состояла когда-то при
Танюше нянюшкой, хоть была старше своей воспитанницы всего-то на
десять годков, отправилась с ними вместе. Как часть маленького
Таниного приданого. Она была когда-то крепостной девкой её отца, и
впоследствии, хоть и заняла в доме Дмитрия Степановича положение
доверенного лица и стала почти частью семьи, вольной так и не
получила.
Вольную, впрочем, ей тут же выправила
сама Танюша – как только вышла замуж и получила права на Мавру. Но
нянька покидать семью Митрофана Кузьмича отказалась наотрез. И
осталась в доме Алтыновых на правах домоправительницы. Тогда еще с
ними жила незамужняя сестра Митрофана Кузьмича – жеманница Софья. И
к ним постоянно захаживал в гости Петр Эзопов. Сперва – по
совместным с Митрофаном Кузьмичом купеческим делам, а потом еще – и
так жених его сестры.
А когда Танюши в доме не стало,
Митрофан Кузьмич чуть ли не со слезами на глазах попросил Мавру их
не покидать – заняться воспитанием Иванушки.
И вот сейчас её воспитанник в
соседней комнате препирался со своим отцом.
– Ну, зачем, батюшка, мне с вами
ехать? – вопрошал этот олух и обалдуй. – О матушке я и так молюсь
каждодневно. А склеп... Не люблю я в него заходить. Вы же и сами
это знаете.
– Если я прошу поехать – стало быть,
есть основания, – проговорил Митрофан Кузьмич.
Сказал он это так веско, внушительно,
что всякий другой послушался бы беспрекословно. А вот Иванушка
продолжил артачиться и гнуть свое – не боялся отца совершенно. Тот
никогда в жизни не то, что не порол сынка – даже шлепков ему не
отвешивал.