Секенэф и Амахисат прошествовали к
стоявшим на небольшом возвышении тронам. Император тепло улыбнулся
брату, приглашая сесть по левую руку от себя в приготовленное
специально для старшего царевича кресло. И этот жест тоже не был
случайным. Опускаясь в кресло, Хатепер отчётливо вспомнил, как
точно так же несколько лет назад сюда садился молодой Хэфер,
провозглашённый наследником трона.
Слуги поднесли царской чете и брату
Императора отдельные столики. Речь Владыки, открывавшая пир в честь
его брата, была краткой — о стабильности в Обеих Землях, поколебать
которую не могли никакие смутные угрозы с Севера, о благодарности
Богам, защищавшим пределы Империи и покой её жителей, о радости в
сердце Владыки от возвращения брата.
Когда гости расположились на мягких
циновках и подушках у пиршественных столов, Амахисат чуть
улыбнулась и хлопнула в ладоши. По её безмолвному приказу в зал,
словно лёгкие тени, проскользнули танцовщицы в полупрозрачных
одеяниях. При каждом их грациозном шаге позвякивали браслеты и
ожерелья, задавая ритм мелодии, подхваченной вошедшими следом
музыкантами. Коротко царица взглянула на Хатепера, точно спрашивая,
по нраву ли ему. Хотя едва ли она сомневалась — вкус царицы был
безупречен во всём, в том числе и в музыке. Никто лучше неё не мог
наполнить дворец изысканной роскошью и украсить любой праздник.
Дипломат кивнул ей почтительно и с благодарностью.
Он мог лишь догадываться, какие
противоречивые чувства испытывала Амахисат, чествуя его
возвращение. В любом случае, сейчас было не время и не место
говорить о личном. И омрачать искреннюю радость брата Хатепер также
не хотел — слишком уж редко Секенэф радовался. У них ещё будет
время обсудить всё...
***
После праздника прошла всего пара
дней, но государственные дела не стояли на месте. Давно закончились
часы официальных встреч и прошений, и даже поздние доклады
придворных уже были приняты, но царицу ещё ожидали представленные
её высокому вниманию свитки с отчётами. Гораздо больше Амахисат
интересовали сейчас послания осведомителей, но новостей пока не
поступало. Она не находила себе места, хоть и прошло ещё слишком
мало времени, чтобы ожидать чего-то.
Ренэфа не было давно, слишком давно.
Она никогда не показала бы этого, но ей тяжело было отпускать от
себя сына. А с тех пор, как ей донесли об угрозе его жизни —угрозе,
которую сам он предпочёл скрыть... При мысли об этом царица сжала
писчую палочку так, что та треснула и обломилась в её изящных
пальцах. Со вздохом Амахисат отложила испещрённый значками
скорописи