— Это за тебя, Вэй. Покойся с
миром... — и задула огонь.
— И как в темноте найдёшь выход? —
тихо произнесли за моей спиной.
Я подскочила, едва сдержав вопль, и
судорожно выдохнула:
— Шифу... Ты всё видел?
— Пока ты не погасила светильник.
Лёгкое движение воздуха — дверь
приоткрылась, в просвете мелькнул силуэт фигуры моего учителя, и,
поставив светильник обратно на столик, я понеслась за ним следом.
Он остановился уже в саду — за густыми кустами каких-то
растений.
— Если собираешься отчитывать... —
начала я, но он только качнул головой.
— Не собираюсь. Всё уже случилось. Ты
знаешь об обычае халху считать первую охоту обрядом воинского
посвящения? Темник был твоей "дичью".
Что-то в голосе Фа Хи показалось мне
странным. Я даже подалась вперёд, силясь рассмотреть во тьме его
лицо.
— Я не понимаю, шифу... почему
всё-таки ты ни разу по-настоящему не попытался остановить меня?
Считаешь, он всё же заслужил свою участь?
— Судить о его участи — не моя
задача, — возразил Фа Хи. — Но я хотел узнать тебя. Как далеко ты
способна пойти ради того, во что веришь.
— И узнал?
Даже во тьме видела улыбку, скользнувшую по аскетическому лицу.
А потом учитель молча отступил в тень кустов — я услышала только
лёгкий шелест листьев и поняла, что осталась в саду одна.
Темника «похоронили» по местному
обычаю — одели в дорогие одежды, вывезли в специальное место,
обложили подношениями и оставили на съедение стервятникам. Ни о
нём, ни о его смерти не говорили, считая эту тему «нечистой».
Нечистым считалось и его жилище — вдова нойона переселилась к
одному из своих сыновей, не желая оставаться в нём. Дальше всё
пошло своим чередом, будто Бяслаг-нойона никогда и не было. Даже я,
буквально жившая местью весь прошедший год и неотступно следовавшая
за темником весь последний месяц, почти сразу забыла о его
существовании. Вероятно, это бы не произошло так быстро, если бы не
одно отвлекающее обстоятельство, прочно занявшее угол в моей
комнате и постоянно требовавшее моего внимания: кречетёнок Хедвиг.
Успокаивающий отвар Тунгалаг на мою питомицу практически не
действовал, и старая нянька не советовала им злоупотреблять, чтобы
не навредить неокрепшему птенцу. Вправленное крыло
восстанавливалось, и Хедвиг начала рваться на свободу. Я была не
против её отпустить, но Тунгалаг качала головой: пока крыло как
следует не зажило, прокормить себя на воле, несмотря на кажущуюся
самостоятельность, кречетёнок не сможет. Да и потом уверенности,
что выживет, нет. Лучше его приручить. Я рьяно принялась за
приручение... и вскоре поймала себя на желании придушить маленькую
привереду. Бедный раненый птенчик оказался нахальным, склонным к
агрессии созданием со склочным характером. Клобук она не переносила
на дух — билась в истерике с удвоенной энергией всякий раз, когда
ей его надевали. Сокольников к себе не подпускала — начинала так
истошно вопить и вырываться, что те, только глянув на неё,
предлагали единственный способ дрессировки — пеленание и измор
голодом, когда птицу заворачивают в пелёнку и носят под мышкой, не
давая пищи, пока она не впадёт в полнейшую прострацию и ради еды
будет готова на всё. Обозвав предложившего это сокольника
живодёром, я обратилась к другому, потом к третьему, но в конечном
итоге приручать кречетёнка помогли старик Юнгур и Шона. Правда, от
последнего «девочка» шарахалась, как нечистый от ладана — наверное,
пугалась его роста, а у Юнгура не всегда было время возиться с
птичьей «принцессой на горошине». В результате, на этапе выноски и
подготовки к полётам, во время которого птицу сажают на перчатку и
всюду таскают с собой, чтобы привыкла, я осталась с «принцессой»
один на один. Поначалу бродила с ней по территории дворца и сада,
потом выехала в степь. Поездка привела капризного кречетёнка в
восторг: она даже не клевалась. Относительно спокойно сидела на
руке, расправив крылья, и на следующий день я решила забраться ещё
дальше. И забралась, доскакав до самых гор. Шона собирался поехать
со мной, но я его отговорила — зачем лишний раз стрессовать
птенца?