— Так вот, Сергий Аникитович,
говорили мы тут с Дельторовым, надо нам дело-то шире ставить,
подмастерья уже сами в мастера рвутся, рабочие руки есть. Мы так
прикинули, что еще лет двадцать нам и леса на уголь не надо ни у
кого покупать, пока свой есть. А что уж дальше будет, один бог
ведает.
— Вот видишь, Ефим, дело хорошее
предлагаешь, а ни читать ты, ни считать не умеешь. Так что давай
ищи себе помощника грамотного, и потом, когда все расходы
посчитаете, мне отправьте. Если понравится, то можете и стройку
начинать.
Утром я собирался уже уезжать в
Кремль, когда ко мне подошел задумчивый Кузьма:
— Сергий Аникитович, вот со
вчерашнего вечера, как ты это слово сказал — «температура», я
думать начал, ведь каждый металл или другое что при разных
температурах плавится или вот вода замерзает, когда холодно, а как
бы это измерить, чтобы не на глаз получалось?
— Кузьма, мне сейчас недосуг с тобой
эти дела обсуждать, не до этого мне. Ты вот сам попробуй подумать,
как это можно сделать. А вечером я приеду — тогда и расскажешь,
чего надумал, а потом уже решим, как и что, дело-то нужное для
нас.
Когда приехал в Кремль, меня срочно
вызвали к царю. Иоанн Васильевич нервничал, это было видно
невооруженным глазом.
— Сергий Аникитович, митрополит
Антоний занемог. Лежит в покоях своих и не встает второй день, я
сам только что об этом узнал.
Слушай, Щепотнев, ты свой язык на
замке держишь — это хорошо, так вот я с Антонием часто ссорился,
много он крови у меня попил, но не время сейчас митрополита менять.
Так что езжай к нему, и ежели можешь что-то сделать, то делай. А уж
если встанет Антоний на ноги — сам знаешь, я в долгу не останусь,
мое слово крепкое.
В ответ я только поклонился и,
пообещав сделать все, что смогу, вышел из царских палат.
…У резиденции митрополита стояли
монахи. Увидев меня, они без слов расступились и пропустили в
двери.
Когда я зашел в темную палату, где
лежал Антоний, там почти ничего не было видно. Я попросил
сопровождающих зажечь свечи. На кровати полусидел митрополит. Его
лицо и глаза были желтоватого цвета. А сам он казался осунувшимся и
похудевшим.
«Гепатит?» — была первая мысль.
Я поклонился митрополиту, тот был в
ясном сознании и также приветствовал меня.
— Вот уж не думал, что меня ты,
греховодник, лечить будешь, — слабо улыбнулся он.