Жак
стоял, разинув беззубый рот, и пытался понять то, что ему только
что сказали. Но ничего так и не понял. Вид у него был до того
потешный, наивный, что все конники не выдержали — и загоготали. Они
сами когда-то были такими же, и оттого вспомнилось им детство:
солнечное и теплое.
—
Хватит с Ямесом болтать, Жак! — прикрикнул на него Лука, делая
серьезное лицо. — Забыл, что было приказано? Чтобы завтра быстро
костер развели да позавтракали. Далеко не отходи. Живо! Туда и
обратно стрелой! Вокруг лагеря! Понял?
—
Да понял, понял... — насупился паж.
—
Ничего ты не понял, Жак-жучок! А ну брысь!
И
все, посмеиваясь, поглядели, как маленький паж шмыгнул в темные
дебри леса и исчез в них. Ну а сами гвардейцы, разомлев от горячего
питья, принялись беседовать. Говорили, как всякие мужчины, прежде
всего об оружии, женщинах и лошадях.
—
Лучше Казбара никого не видал! — приговаривал один гвардеец и
глядел на вороного графского коня. От своего имени конь запрядал
ушами.
—
Соглашусь, но... — тянул Лука, прищурив карие глаза.
—
Но что?
—
Нет, и Казбар безупречен... Воистину графский конь, достойный
шелковой попоны и украшенной изумрудами уздечки. А сам каков:
силен, но летуч, будто стелется брюхом по земле! Но не в обиду
нашему отцу-защитнику, однако душу мне греет воспоминание совсем о
другом коне.
— О
Тарантоне? — догадался один из конников.
— О
нем самом! О Тарантоне, — глаза у Луки засияли, как у мальчишки, и
после недолгого молчания он продолжил. — Самый лучший, верный и
сильный конь из всех, кого я когда-либо видел! Я тогда мало в них
разбирался, мальцом еще был, но стоило мне впервые увидеть
отцовского Тарантона — сразу понял, что этот конь дороже жены и
детей! Во всем он отца слушался. Будто понимал, что говорят. А
старик любил его, как не любил нас, и, думается мне, будь у него
выбор — он бы выбрал Тарантона. Кажется, в году, когда были сильные
дожди, которые затопили Алмас... Какой же год? 2133, кажись. Тогда
он вместе с господином Тастемара поехал унимать бунт среди
оголодавших мужиков. А когда все остались в деревне, отец с тремя
конными направился в соседнюю разузнать, куда пропал зачинщик. Там
их на дороге и поджидали — этот самый зачинщик с кучей злых
мужиков. Окружили, коней похватали под узду! Других конников
стащили, закололи и принялись, сволочи, грабить. Отец уж с жизнью
распрощался, думал, скинут и его, между доспехами щели найдут,
забьют. Тарантона поначалу хотели целым взять, ибо мужики не глупые
— хороший конь хороших денег стоит. Но Тарантон как взбесился.
Кусался, лягался! Тогда уже его колоть начали, вилами пыряют, а он
не дается — будто понимает, что если его возьмут, то и до всадника
доберутся. И вынес он моего старика из толпы, раненый, облитый
кровью, исколотый, но вынес. Он с того дня хромать стал, но отец
его не бросил — до конца жизни кормил, поил, ходил к нему, как к
другу, душу отвести. И меня с собой брал, рассказывал истории
чудные про кельпи и какого-то Уильяма. Дескать, говорил, Тарантон —
конь не простой, а зачарованный! Потому и умный такой, и послушный.
А когда Тарантон умер, то плакал над ним, как дитя малое. С той
поры и подсдал он, конечно, здоровьем стал хворать...