Да нет, пожалуй, не надо.
— Слышь, Лёх! А если б ты его
обманул?
— Кого?
— Ну того, кто тебя развязал! Взял бы
и не пошёл в армию…
— Ну так… Уговорились же!
— И что?
Задумался Лёха.
— Нет, ну… — неуверенно начал он. —
Узнáют — слава пойдёт…
— Кто узнает? Другие лешие?
— Ну да…
— Так они уж тебя и так отметелили,
связали… чуть корягой не сделали!.. Чего терять-то?
Совсем смешался Лёха. Но опять-таки
вывернулся.
— Нет, — решительно сказал он. —
Совестно как-то… Он меня выручил, а я вдруг… Нет. Да и Родине долг
отдать…
Услышав про долг Родине, я не
выдержал и заржал, причём долго не мог остановиться.
По-моему, Лёха обиделся.
***
А потом выпал на нас майор Карапыш,
замполит дивизиона. Портрета его я здесь приводить не буду,
поскольку портрет в точности соответствовал фамилии. Карапыш — он и
есть Карапыш.
Хотя нет, вру. Никак это не могло
случиться потом. Случилось это как раз перед нашей вылазкой в
виноградники. Поймал нас политрук на плацу, поставил по стойке
«смирно» — и приступил к перевоспитанию. Зловеще, с присвистом:
— Вы что творите? Ваши отцы кровь на
войне проливали, а вы тут религиозную пропаганду разводите! Кто из
вас леший?
Какая ж это, интересно, сука
стукнула? Не иначе тот «шнурок»-узбек.
— Я, товарищ майор!
Ошалел Карапыш. Не ожидал он столь
прямого, а главное — бесстыдного ответа. Видя, как начальство
хватает воздух ртом, я сообразил, что мы рискуем лишиться нашего
замполита, и пришёл на выручку:
— Фамилия у него такая, товарищ
майор! Леший.
Лёха поспешно полез в нагрудный
карман френчика и предъявил в доказательство военный билет.
Карапыш ошалел повторно.
А на следующий день мы, как я уже
рассказывал, посетили колхозные виноградники — и больше к Лёхе
политрук не цеплялся ни разу.
Зато прицепился однажды ко мне.
Конечно! Коли не владеешь уличным гипнозом, всяк норовит
обидеть…
— Надо нарисовать плакат, — поставил
он меня перед фактом.
— Товарищ майор, я не умею.
— Нет такого слова в армии — «не
умею». Какое у вас образование?
— Незаконченное высшее, товарищ
майор!
— В школе преподавали?
— Так точно, товарищ майор! В
сельской.
— Ну вот! А чего ж вы тогда?
У меня был только один выход, и я им
воспользовался: решил выполнить работу хуже некуда. Старался, как
мог. Клянусь, даже из-под кисти Остапа Ибрагимовича Бендера не
выползало ничего более уродливого: буквы кренились в обе стороны,
наезжали друг на друга и тут же разбегались навсегда. Для вящей
убедительности текст изобиловал помарками, кляксами и грубыми
орфографическими ошибками. Я бы даже сказал, цинично грубыми.