— Леший, говоришь?.. Что умеешь?
— Ничего не умею, товарищ майор!
Искренний ответ, но безрассудный.
Хотя, похоже, комбата он даже позабавил.
— Ну а конкретно… Что именно не
умеешь? В карты играть умеешь?
И я увидел, как рядовой Леший
побледнел.
— Никак н-нь… Т-то есть… Так точ-ч…
э-э…
— Два наряда вне очереди!
— Есть два наряда вне очереди! — с
облегчением выпалил рядовой Леший.
***
Да уж, майор майору рознь. Это вам не
Карапыш какой-нибудь. Впечатлил он меня. Сильно впечатлил. Что до
Лёхи — тот был просто подавлен. Таким я его ещё не видел.
— Слушай, по-моему, он меня
расколол…
— Кто? Комбат?
— Ну да… Насквозь видит…
— Через козырёк?
Крякнул Лёха, с досадой тряхнул
стриженной башкой. Башка у него была, кстати, клиновидная, чуть
сплющенная с висков.
— И на хрен я соглашался? — горестно
молвил он. — Глядишь, ещё бы кто по той опушке прошёл… развязал бы…
Главное, сидит сейчас где-нибудь в забегаловке, пиво, небось, пьёт,
а тут за него…
И я наконец разозлился:
— Слышь! Лёх! Завязывай, да? Хватит
уже, наигрались в лешего…
Он лишь печально покосился на меня и
не ответил.
— Короче, ты! Цыган… — начал я с
подковыркой.
— Я не цыган!
— Ладно, не цыган… Леший. А комбата
надурить — слабó?
Лёха вздохнул:
— Надуришь такого…
— А чего он тебя про карты
спрашивал?
— Ну так меня ж почему связали и
бросили? — взвыл Лёха. — В карты я у них выиграл! А они говорят:
мухлюешь!..
— Лешие?
— Лешие!
И я вновь восхитился, как он, зараза,
выкручивается!
— На что играли хоть?
— На белок.
— А ты, правда, не мухлевал?
Помолчал, посопел:
— Да так… немножко…
И я даже сам не заметил, как вернулся
в прежнюю колею.
— Слушай, — сказал я. — Вот ты
говоришь: сидит пиво пьёт… Ну этот… настоящий Лёха Леший... Так он
же теперь никто, получается! И звать его никак! Паспорта нет,
прописки нет, на работу хрен устроишься… Два года скрываться? Нет,
уж лучше отслужить…
— С таким комбатом? Ну на фиг…
— А долг Родине отдать?
— Да иди ты…
***
— Оу! Ты! Боец!
Чисто инстинктивно оправил ремень,
обернулся. В курилке сидел рядовой Наумович, а рядом с ним стояло
пустое оцинкованное ведро. Устремлённый в мою сторону взгляд
старослужащего показался мне сильно озадаченным.
Предчувствуя недоброе, приблизился я
к курилке.
— Сядь, — велел Наумович и похлопал
по доске.
Деликатно присел.
Рядовой Наумович — тоже «дедушка», но
в отличие от рядового Горкуши куда более вменяем. Оба прокалывают
иголкой дни в карманном календарике, оба считают, сколько осталось
до дембеля, но чувства у них при этом, поверьте, совершенно разные.
Горкуша — тот втайне сознаёт, что дóма «на гражданке» ничего
хорошего его не ждёт, вот и упивается властью напоследок, а
Наумович… Этот, пожалуй, попроще, понаивнее.