Хаттусили помрачнел, посмотрел на лестницу. Потом медленно
повернулся к народу, улыбнулся и приветственно поднял руку. Толпа
возбуждённо зашумела.
— Да что же вы никак не разойдётесь... — прошептал
Хаттусили.
Он снова повернулся к встречающим, опять посмотрел на лестницу,
потом на Пудухепу.
— Не надо, — попросила она негромко, — сделай так, как он
предлагает. Так лучше для всех. Никто ничего не поймёт.
— Нет, — отрезал царь.
Она взяла с колесницы калмус, посох с вычурным завитком на
конце, протянула мужу, но тот отверг его и решительно шагнул к
лестнице.
Хастияр было дёрнулся вперёд, но будто споткнулся. Замер.
Хаттусили подошёл к первой ступени, задержался на мгновение и
поставил на неё ногу. Лицо его исказила гримаса боли. И такая же
отразилась на лице Пудухепы. Таваннанна не сдвинулась с места.
Хаттусили поднимался очень медленно. Держал спину прямо, гордо
вскинул голову. Бледный Хастияр видел в уголках глаз царя
слёзы.
Таваннанна, чуть помедлив, последовала за царственным
супругом.
На верхней ступени перед царём преклонил колено довольно скромно
одетый молодой человек, лет двадцати пяти или около того. В облике
его угадывались черты Хаттусили. Ветер, редко стихавший в Хаттусе и
всегда особенно сильный здесь в высшей точке великого города,
трепал длинные волосы склонившегося юноши. Царь положил руку на его
голову.

— Поднимись.
Тот повиновался и встал. Хаттусили оглядел встречающих и
остановил взгляд на ещё одном юноше, помоложе первого, и куда
больше похожего на царя лицом. Тот смущённо потупил было взор, но
потом взглянул исподлобья.
От Хаттусили этот взгляд не укрылся. Он сжал зубы.
Этот второй юноша был прямо-таки увешан золотом. И цепь на груди
тяжёлая, и браслеты, и перстни. И рубаха золотом расшита, а плащ на
плечах пурпурный самого лучшего цвета из самой дорогой красильни в
Цоре.

Финикийский город Цор более известен под греческим
названием Тир.
Из всех встречающих вельмож именно этот младший юноша выглядел
наиболее помпезно. По-царски. Однако венец тукханти, наследника,
лежал на другом челе. На голове склонившегося.
Царь пригладил бороду. Так и не расставался с ней, поскольку
«Хартагга засмеёт, у касков голое лицо мужа стыднее голой
задницы».
— Хвала богам, вот ты и дома, — негромко проговорил Хастияр.
Он снял высокую шапку, обнажив длинные седые волосы. Вот он уже
много лет походил на образцового хетта.