Стрелка часов на каминной полке
отсчитала пятнадцать минут, прежде чем стремительным шагом вошел
господин Тарна-Триаван. Все в нем выдавало принадлежность к
аристократии: имя, Ангуард, не похожее на короткие и простые имена
стражей и офицеров, вычурная манера речи, внешность. В отличие от
троицы надзирателей, он был гладко выбрит, холеные руки говорили о
том, что работать ими он не привык. Тарна-Триаван имел худощавое,
даже утонченное, телосложение, но стоило ему взглянуть на высоких,
жилистых Зейна, Лаэма и Трива, те разом сникли и даже стали
казаться меньше, как зайцы, прячущиеся от лисы.
Ангуард вышел на середину гостиной и
остановился между сидящими на диванах и сидящими на стульях.
— Я рад, что все собрались здесь, —
он развел руки в стороны подобно конферансье на арене цирка. —
Должно быть, вы помните, что последние поводы для наших встреч не
были радостными, но сегодня я пришел, чтобы сообщить важную
новость.
Поравнявшись со столом, он мимоходом
поправил стопку книг, превратив их в стройную линию. Сидящие
внимательно следили за его движениями, не доверяя аристократу, но
заинтересовавшись обещанной новостью.
— Я должен объявить, что настала
пора перемен. Самые первые из вас оказались в нашем мире почти три
месяца назад. Я могу быть честен: мы присматривались, ждали и,
наконец, приняли решение. Если вы согласитесь соблюдать наши
законы, вы получите место среди нас: образование, профессию и
жилье.
Марк скрестил руки и пальцами правой
принялся выбивать по телу мелодию — будь это настоящим звуком,
прозвучало бы тревожно и с натягом. Мысли роились в голове, точно
осы, которые жужжат и не прекращая жалят, зная, что не умрут после
укуса.
К людям якобы присматривались: из
наблюдателей в доме были только стражи, но они больше походили на
сторожевых псов, а не на умных, хитрых оценщиков. С чужаками
говорили лишь в первый день, на допросе — спрашивали скупые факты:
имя, возраст, профессию. Что это за «присматривались», если местные
даже не попытались узнать, на что способны иномиры, где они могут
пригодиться?
Им дали жилье, одежду, еду — и
ничего не попросили взамен. Ни в альтруизм, ни в бескорыстие Марк
не верил и не переставал спрашивать себя, чего ленгернийцы ждут,
что они готовят? Беглецы с отметинами от клыков и когтей и
разыгрываемые спектакли ясно дали понять, что не будет легко, не
будет красиво и уж тем более не будет счастливо.