Схватка окончена — полковник более не опасен. Забыв, что всего
несколько секунд назад считал себя мертвецом, я боролся с
искушением броситься вперед и добить Герингена. Однако Барамуд
перехватил мой взгляд и махнул клевцом в сторону реки.
Эльф здесь, на берегу. Он в одной набедренной повязке, и новая
стрела уже лежит на тетиве.
— Следующий выстрел — для тебя, Гард, — произнес Барамуд, и он
не шутил.
— Дьявол с ним! — вогнав бракемарт в ножны, я уселся прямо на
песок. Жадно хватал ртом холодный воздух. Жив!
— Лови! — Барамуд бросил мне невесть откуда взявшийся моток
бинта.
Я не стал разматывать белые тканевые полоски и просто приложил
их к разрезу на плече. Поморщился от боли — рана дала о себе
знать.
— Спасибо, — пробормотал я, однако гном меня не услышал. Бородач
осыпал проклятьями имперца, который пообещал проткнуть любого, кто
приблизится к нему хоть на шаг.
— Сиди смирно, — вывалив пуд брани и успокоившись, гном велел
имперцу не дергаться, — не то Крик вскроет тебе горло. Уж поверь,
он делает это не хуже, чем стреляет. Бросай меч!
Генрих затравленно смотрел на приблизившегося к нему эльфа.
Перворожденный улыбался, и от его улыбки веяло смертью. В руках
покачивались два охотничьих ножа. Крик любит убивать людей, нашу
расу он явно не жалует. Эльф ждал только повода, чтобы пустить ножи
в дело; лик перворожденного потерял бесстрастность. Я видел его
таким лишь единожды, когда Крик добивал раненных крысоловов на
дороге в аббатство Маунт.
— Ну! — рявкнул гном.
Генрих фон Геринген бросил оружие. Барамуд начал сноровисто
бинтовать его руку, а после велел лечь на спину.
— Давай, Крик! — гном вдруг навалился на устроившегося на земле
графа, прижав того к песку.
— А-а! — завопил полковник.
Эльф выдрал из его ноги стрелу. Вместе с мясом! И это не
преувеличение!
— Проклятье! — вырвалось у меня. Боль Герингена должна быть
адской!
Перворожденный обратил взор в мою сторону и снова улыбнулся.
Чтоб тебе провалиться! Не испытывая никаких теплых чувств к
имперцу, я вовсе не желал ему пыток, а способ, каким извлекли
стрелу, иначе не назовешь.
— Всё-всё… — бубнил гном, занявшись ногой графа, — не скули.
К чести полковника, он сцепил зубы и замолчал.
Глядя на гнома в мокрых одеждах и эльфа, разоблаченного
практически полностью, я невольно поежился. Как они не мерзнут?
Однако и Барамуд, и его раб не обращали никакого внимания на
холод.