Все межсезонье Карим отсиживался в верхней комнате колокольни.
Хмурые облака в слезах словно раздувались, увеличиваясь в объеме в
пять-шесть раз, напоминая разбухших лягушек, из своего окна Карим
ловил отголоски небесной перестройки, но хотя бы наслаждался
относительной сухостью и безопасностью. Карим не любил мокрицу:
раскаты, всхлипы, стоны и завывания доносились из всех углов и
одновременно, снаружи все плыло и ярилось, стены сотрясались от
дробного стука, нечем становилось дышать. Со всех сторон – только
бесконечное пенящееся море, за которым не видно ни неба, ни земли.
Сходок не было: межсезонье – священный месяц отдыха под крышей, и
любой нарушивший это правило карался электрическим разрядом по
темени. Два раза с риском для жизни Карим выбирался на источники –
густой лес впускал в свои владенья только людей, - все остальное
время спал и маялся от безделья.
Когда непрерывный ливень затих и сквозь вату пробилось солнце,
Карим навестил стариков. Дед не слез с печи, скрючило спину, бабка
замахнулась корзиной, но покормила. Изучив дела в гончарной на
плато, Карим умчался исследовать изменения в городе.
Ливнем смыло палатку торговца травами. Нашли ее на Краю Мира, с
предосторожностями вытянули за зацепившуюся веревку, дотащили до
площади, где после просушки прикрепили на место. Обновили черепицу
на крыше Маки, убрали и нарубили на дрова упавшие деревья,
прочистили и расширили канавы для стока воды, выловили всех
хвостатых водяных и водворили обратно в пруд, бесхвостые к вечеру
упрыгали сами. У Самрока пропал скрепленный печатью пергамент –
доклад предыдущего осведомителя. Бросив на время все остальные
дела, кинулись на поиски: осведомитель – первое лицо Барада,
сказатель воли самого царя. Всем городом обшарили каждый темный
закоулок, подняли каждый треугольный лист, заглянули под каждый
скрюченный корень – свиток как сквозь землю провалился. Карим
участвовал в поисках вместе со всеми, хотя цели у него были,
конечно, далеко не бескорыстные.
Жизнь в городке вошла в свою колею, сходки возобновились. Карим
на них откровенно скучал: приключенческим духом стая и не пахла,
более того, община, казалось, приходит в благоговейный ужас даже
при мысли о том, чтобы сотворить что-то эдакое, поэтому мало-помалу
он отдалялся от Хашима, хотя на встречах все же присутствовал:
вдруг-таки мелькнет что-нибудь интересное?