С некоторых пор Карим обдумывал одну затею, но откладывал ее за
отсутствием времени, теперь решил, что момент настал. Ранним утром,
рассовав по карманам хлебные корки, он направился ко Ктурову
косогору. Еще на подходе до него донесся слабый дребезжащий звон с
Поющей Долины, мимо которой местные проносились, зажав уши. С
каждым шагом звон все нарастал, вначале своим звучанием напоминая
писк кровососов, затем концерт сотни полоумных свистулек и старых
колоколов, а после и вовсе перерастая в ужасающую какофонию звуков,
призванную разорвать барабанные перепонки слушающего. От
неблагозвучности выступления у Карима заныли зубы, он весь
скривился, словно каждый рожденный в хаосе звук дергал за
внутренности, даже походка стала иной: неровной, страдающей, - но
лишь плотно обвязал голову шарфом и упрямо дошел до середины.
Теперь предстояло самое трудное.
Каждый звук в Поющей Долине порождался звенелками – пористыми
красно-серыми камнями, которые начинали вибрировать при малейшем
дуновении ветра, а ветров в долине между Ктуром и Ладаровым холмом
было достаточно. Каждая звенелка в зависимости от интенсивности
дуновения звучала по-своему: маленькие выводили легкий мелодичный
звон, камни чуть побольше издавали тяжелое гудение, самые же
массивные пропускали тонкие потоки воздуха через створки в порах
для рождения густого плача колокольного стрежня. Стоило камень чуть
повернуть или закупорить травинкой пару мельчайших отверстий на
бурой поверхности, как он начинал звучать по-другому, чем мгновенье
назад. Раз звенелки уже пытались выкатить за Край Мира, но упав на
нижние выступы и скалы, они продолжали терзать уши барадцев,
печально завывая долгими ветреными ночами.
Сначала Карим набил мелкие звенелки в мешки. Это заняло у него
две недели. Затем воющие кули он оттащил в вырытую на окраине яму,
сбросил вниз, засыпал песком и сором, однако и из-под земли
создания ревели так, будто их похоронили заживо, поэтому вырытые
обратно звенелки он, пыхтя и обливаясь потом, оттащил за Ктур так
далеко, как только мог, чтобы не перекрывали звучание оставшихся в
долине больших валунов. Последние, лишенные тонких трелей маленьких
подпевал, воссоздавали похоронный марш, от которого волосы на
голове Карима вставали дыбом. Еще две недели он катал четыре
розовых гранитных куска по всей долине, добиваясь оптимального
благозвучия. Когда ему уже казалось, что слух больше не откажет,
северные ветры сменились южными, и дьявольский хор повторился
вновь, и чертыхаясь и проклиная капризы природы, Карим вновь
впрягся в упряжь и тащил на своем горбу неподъемные горы. Самую
большую проблему представляли две звенелки посредине: слишком
огромные для того, чтобы сместить их хоть на кончик пальца, они
ограничивали музыку остальных. Карим бился над этой задачей
несколько дней, пока не догадался свести все камни в одну кучу. Там
же он выяснил, что если одну звенелку прислонить к другой, звук
становился как будто ярче и насыщенней. Прошло еще две луны прежде,
чем Карим добился оптимального равновесия.