Примерно на полпути Карим неожиданно очутился в весьма
интересном месте. Широкая – чем ниже спускался Карим, тем большие
размахи приобретала местность – равнина, сплошь усыпанная
обломками, самый маленький из которых был размером с гончарную
мастерскую деда. Осколки гигантских глыб клыками торчали из равнины
тут и там, напоминая пасть огромной твари, готовящейся утолить
голод. Чуть дальше клыки размягчались, округлялись и формировали
плиты, устилая дорогу Карима лабиринтом. Чтобы не терять на
обхождении много времени, Карим попробовал проскользнуть поверх
плит, но их высота не позволила ему завоевать даже одну. Найти
верное направление оказалось нелегко: где-то глыбы выводили обратно
к горе, особо безжалостные предлагали шагнуть в бездну, самые
милосердные закрывались тупиком, и только один вариант из четырех
продвигал вперед. Под конец, Кариму стало мерещиться, что он ходит
кругами, минуя одни и те же – с выщербинкой, с ровным расколом,
пятнистые, с наслоениями – стены. В гениальной голове всегда
рождаются гениальные мысли, поэтому Карим попробовал пустить на
разведку «кумушек», но поредевшее войско – половину бабкиных ушей
разметало ураганом еще в черпаке – общались на неизвестном Кариму
электрическом диалекте.
В головомойке Карим встретил четыре рассвета, и когда, наконец,
выбрался на волю, счастью его не было предела, словно он не
каменный лес обошел, а уже ступил одной ногой на Большую Землю. На
пресловутой полянке он набрался сил, обобрал все листья с
кустарников, выковырял коренья, отоспался и продолжил путь.
Холод кусал все жестче и жестче, а стоило Кариму с головой
окунуться под волнистую ватную пелену, тропка покрылась морозным
одеялом. Дыхание мгновенно превращалось в часть ледяного тумана,
только и успевало перед слиянием мазнуть по щеке. Ногами Карим
месил снег - настоящий, устойчивый, застывший, - который держался
не день и не два, как в Бараде, а наслаждался покоем на горе уже
целую вечность. Одни тепляки уже не спасали, Карим обмотался
лентами паутины с головы до кончиков отваливающихся пальцев.
Выводить и кормить огонь было нечем, и пару дней он двигался, не
рискуя останавливаться на ночлег. Лишь когда сугробы намелись
повыше да кончились силы, он вырыл под настом ямку, вернул дверцу
из ледяной корки на место и провалился в сон.