– Уже что‑то.
Хайн Хоффман, тонкогубый субъект в
дорогой одежде, при шпаге и рубиновых пряжках ветерана
Лезербергской кампании, перестал изучать свой бокал с вином и
произнес:
– Не только крысы ушли,
почтенный Подольски. Не только… Душ тоже почти не стало. Вы должны
это были заметить, господин ван Нормайенн.
Я помедлил, стараясь скрыть
удивление:
– Видящие – большая
редкость.
– Я не Видящий. – Он тоже
помолчал. – Но вот моя жена обладает толикой такого дара.
Конечно, не столь сильного, как у вас, стражей душ, но
достаточного, чтобы иногда замечать тени, которые обитают рядом с
живыми. Она мне рассказала об изменениях в городе.
Я сделал себе заметку поговорить с
какой‑нибудь душой. В первую очередь с Проповедником. Он‑то должен
был хоть что‑то почувствовать. По одному эти события выглядят не
так, чтобы важно, но все вместе, одновременно, заставляют
задуматься.
Нечто происходит. Нечто непонятное и
странное. Я чувствовал, как у меня сосет под ложечкой. Обычное
состояние перед тем, как мне на голову рушатся неприятности. Стоило
послать всех к черту и отправиться своей дорогой, благо я здесь
проездом, но не по‑людски это, бросать целый город. К тому же
Проповедник мне потом плешь проест. Он, несмотря на свой гнусный
характер (из‑за которого, кстати говоря, больше не жилец), –
добрая душа и моя ходячая совесть, которую крайне тяжело
заткнуть.
– Нужен ли вам аванс? –
спросил мэр.
– Нет. Я не смогу назвать вам
цену, пока не определю, в чем проблема. Когда понадобятся деньги, я
сообщу.
– Какая‑нибудь помощь?
– Если потребуется, дам
знать. – Я встал. – Спасибо за вино. Доброго вечера.
Они попрощались. В глазах троих была
надежда. Купец смотрел с сомнением. Каноник мрачно. Он бы
предпочел, чтобы с этим разбирались Псы Господни.
Представьте себе, я тоже.
Дождь лил, не переставая, вода текла
по сточным канавам, пенилась в них, забирала с собой всю грязь с
мостовых. Улицы были пустыми и пахли, несмотря на свежесть, все так
же едко и неприятно. Страх никуда не исчез. Лишь спрятался в
закоулках, пережидая ненастье. Пока я добрался до постоялого двора,
из меня можно было выжать пару морей, и еще останется на несколько
больших озер.
Когда я вошел внутрь и колокольчик
звенькнул, привлекая внимание хозяйки, я сказал ей:
– Горячей воды, горячего вина,
сухих полотенец и какой‑нибудь еды. Все принесите в комнату.