– Они слишком наивны, добры
и доверчивы, чтобы понимать, какую опасность представляют все
эти штуки, – вздохнул я, отходя от края.
Я люблю маленький народец.
Во всяком случае, большинство из них. Мне неприятно
видеть, как погибают эти создания Всеединого. В последние
годы их смерть превратилась почти в стихийное бедствие,
но окружающим ровным счетом плевать на какую‑то, едва
видимую под ногами, мелюзгу, когда есть дела поважнее
и покрупнее.
Семь с половиной лет назад я
думал примерно также, но шесть лет размышлений
и лицезрения печати Изначального пламени в корне поменяли
мою точку зрения. Я понял, что любое дело важно, даже
самое мелкое и, на первый взгляд, незначительное. Маленький
камешек тянет за собой в пропасть огромные глыбы,
и от такого камнепада невозможно укрыться.
Банальный пример? Возможно. Спорить
не буду. Вот только моя цель в жизни сейчас зависит
не от глыб, а от мелочей. И когда я их,
наконец‑то, обнаружу, буду надеяться, что случившийся камнепад
похоронит под собой тех, кто так ловко и без спроса
перекроил мою жизнь.
Из‑за поворота показался поезд.
Черный четырехцилиндровый паровоз с выписанными на боках
алыми молниями и алыми колесными центрами, пыхтя и сопя,
легко тащил за собой вереницу вагонов – синих, зеленых
и желтых,[11] выплевывая в чистый воздух клубы
черного угольного дыма.
– И вот он сошел
с небес в паре и дыме, сыпля искрами и воя,
точно вырвавшийся из Изначального огня низший, –
продекламировал Стэфан.
– Какая‑то запрещенная
книга? – полюбопытствовал я.
– Речь Князя
на предпоследнем военном параде, повествующая о том,
что Рапгар не собирается отказываться от своих
дальних колоний в угоду шейху Малозана, – рассмеялся
амнис.
– А… – протянул я,
разом потеряв всякий интерес к цитате.
Поезд, уже полностью сбавив ход,
шипя, прополз мимо меня, и я прочитал на двери будки
машиниста белые буквы: «Рапгарская северная железная дорога.
№ 9. Скорый».
Вагоны с лязгом остановились,
начало платформы окутало клубами белого пара, и люди
посторонились, пропуская выбравшегося из тендера с углем
махора. Гигант, измазанный черной пылью от макушки
до пяток, сопя, подошел к подводе, на которой его
дожидались деревянные ящики. Увалень посмотрел на них,
задумчиво пожевал тяжелыми челюстями, почесал одну из двух
своих рогатых голов и повернул ее за разъяснениями
в сторону паровоза.