Пока не стоит.
- Бывай, - кивнул Томасина, делая шаг.
- Летай, - эхом откликнулся дежурный.
Под ногой мягко спружинила стартовая доска. Следуя привычке, Томасина слегка подпрыгнул, отталкиваясь от нее и на самой высокой точке прыжка резким движением расправил крылья, одновременно переводя тело из вертикального в горизонтальное положение. За спиной ветер донес восхищенный вскрик дежурного – он успел рассмотреть рисунок на перепонках и обрезанные кончики кроющих перьев. Там, откуда Томасина прибыл, стричь перья было не просто модным, а жизненно необходимым. Правда, сейчас эта мода могла стоить ему жизни и здоровья. Он так отвык от…
Ладно. Он здесь. Он дома. А дома, как известно…
{- Он здесь. Если он где-то и может быть, то только здесь.
- Если он жив.
- Он жив… БЫЛ жив, когда мы… когда он…
- Да, но с тех пор многое могло измениться.
- Только не он! Он жив. ДОЛЖЕН быть жив. И я его найду. }
Встречный ветер ударил в грудь, заставил подавиться воздухом, но широко распахнутые перепонки и вовремя раздвинутые ноги – как предусмотрительно он надел шаровары – сделали свое дело. Падение замедлилось, превращаясь в полет. Он даже сумел, слегка изменив положение крыльев, превратить замедленное падение в относительно плавный спуск и полетел по параболе, в полете немного «покачиваясь» из стороны в сторону. О более сложных маневрах следовало забыть – во всяком случае, пока он не вспомнит заново, как это – летать. Ну и, разумеется, пока не отрастут кроющие перья. «Надеюсь, это случится до того, как я выполню свою задачу!» - подумал он.
Томасина летел почти параллельно крутому горному склону. Стена была почти безжизненна – лишь кое-где в трещинах и на отдельных террасках проросла трава, кустики камнеломки и редкие, случайно занесенные сюда ветром искривленные суровой жизнью кусты и деревца. Где-то таились и немногочисленные животные обитатели этих мест – вездесущие насекомые и пауки, птицы, мелкие зверьки и питающиеся ими хищники. Но сейчас при такой скорости нечего было и думать их рассмотреть.
Там, впереди, склон становился пологим, растительности – и живности – было больше, но все равно гора оставалась достаточно крутой, а большая часть береговой линии отвесно обрывалась над морем. Прибой с остервенением кидался на скалы, выгрызая в них пещерки, где селились морские летуны и иногда туда забивались нырки, чтобы родить и выкормить детенышей в относительной безопасности. В этих пещерках ныркам угрожали только они сами – две самки могли не поделить слишком тесной пещерки, и тогда более сильная просто изгоняла более слабую, зачастую убивая и ее приплод.