Через пару минут кухонная мымра притащила кувшин рассолу и
тарелку с солениями. Не успел я перейти к насыщению подкошенного
пьянством организма солями, как вернулся мой дворецкий, победно
размахивающей газетой.
- Вот-с, Григорий Ефимыч, нашёл-с! Как есть, сегодняшняя! Эвон,
написано: Пятое септембера. Правда, аглицкая она, но вам же, поди,
и так сойдёт?
Слегка офигев, я взял номер «Нью-Йорк таймс» от 5 сентября 1916
года, и буркнув «хрен с ним, сойдёт, отдыхай», погрузился в чтение.
Минут через пять спохватился, что в комнате стоит мёртвая тишина.
Дворецкий, кухарка, ещё пара не встреченных мной прежде слуг и даже
пробудившаяся ото сна графиня Клейнмихель – как была, в одной
ночнушке, - распахнув рты, в полном обалдении наблюдали, как Гришка
Распутин, похмеляясь рассолом и солёными огурцами, вдумчиво изучает
«Нью-Йорк таймс». Я могу их понять: зрелище, наверное, эпическое.
Откуда им знать, что я, в отличие от Гришки, десять лет отучился в
английской спецшколе, да и потом язык не запускал особенно…
Наконец, плюгавый дворецкий не выдержал:
- Григорий Ефимыч, чего пишут-то?
- Да про войну всё пишут, - вздохнул я. – Про Грецию, в
основном: и немцев оттуда гонят, кого не похватали ещё, и вообще,
вступает она в войну на стороне Антанты…
- Свят-свят-свят! – закрестились присутствующие. Причём, скорее
всего, не от содержания новостей, а от самого факта, что «старец
Григорий» вдруг стал разуметь английский язык.
- Ещё про кайзера германского всякие гадости пишут, - сообщил я,
- и про нашего царя-батюшку тоже, но я вам говорить не стану, дабы
умы ваши не смущать… - тут я вперил распутинский тяжёлый взгляд в
недавнюю соседку по кровати, и, решив схулиганить, произнёс
нараспев, отбивая ритм босой ногой:
- А ты, распутная красотка, учись гимнастике
скорей.
Как быть желаешь вечно юной, учись гимнастике
скорей.
И, упаси Господь, не шляйся
Ты по постелям кобелей!
Короче, иди и не греши более, - строго добавил уже прозой, не
снижая тяжести взгляда. Бабища мелко закивала, и, всхлипнув,
кинулась одеваться. Я продолжал читать газету двухнедельной
давности (вспомнил про зазор календарей!), когда она покинула моё
жилище. Прикончил рассол и проверил организм: ничего, жить,
кажется, можно. Осталось понять, как именно и что вообще дальше
делать. Подумать, короче, надо. А лучше всего я соображаю,
перебирая струны, как ни странно.