— Как вам вид столицы сверху, господин Коржов? Отсюда она
кажется ещё более величественной, не так ли? — завёл разговор
Венедикт.
Он сидел впереди и твёрдо прокладывал маршрут к
Свято-Егорьевскому переулку.
— Вы бы, барин, представились, — отозвался расстроенный Миша
из-за спины.
— Называйте меня Венедикт.
— А по-батюшке?
— Без отчества.
— Вы, стало быть, поляк? — спросил «Коржов».
— Ну что предрассудки?! «Поляк», «барин», «по батюшке»...
Двадцатый век, сударь мой, на носу!
«При социализме это всё неважно станет», — хотел, было,
продолжить Венедикт, но удержался: незачем пока было пугать царя
своей политической программой.
— Мне всё равно, какой век, — сказал Миша. — Я там пять рублей
потерял. И одежду. Видали вы, как эта сволочь всё в окно-то
повыкидывала?
— Если вы будете держаться заодно с нами, то вскорости эта
потеря будет казаться вам смехотворной, — загадочно отозвался
социалист.
— Это почему это?
— Потому что в вашем распоряжении будут гораздо большие суммы...
Кстати, Михаил, а что бы вы сделали, окажись у вас в руках
случайно, скажем... ну... миллион?
— Будет вам чушь городить, барин. Едем куда, хоть скажите!
— Мы едем ко мне на квартиру. Там вы сможете отныне ночевать и
укрываться от особ, пытающихся подстроить для вас несчастный случай
на стройке выставки.
— А про это вы откуда знаете?! — тон «Коржова» сменился с
тоскливо-нервозного на перепуганный.
— Мы следили за вами. Помните, у больницы я дал вам адрес, чтобы
вы сами явились к нам? Послушай вы тогда, этих неприятностей с
идолом не случилось бы. Но теперь вы понимаете, что вам грозит
опасность. Мы — ваши друзья. Мы вас спрячем. И мы знаем, кто и
почему желает зла вам.
Михаил замолчал на какое-то время. А следом сказал:
— Это всё бред какой-то. Я знать вас не знаю.
— Так что же? Узнаете.
— И жить у вас на квартире я вовсе даже не собираюсь.
— Сейчас, среди ночи, вам всё равно будет некуда больше
податься.
— Послушайте! Как вас бишь там... Венедикт! Где мне жить, я сам
уж как-нибудь решу! Просто оставьте меня в покое!
— Михаил, не скандальте. Крутите педали.
— Не стану.
— В таком случае, мы с вами упадём и разобьёмся. Я смерти давно
не боюсь, а вот вам, полагаю, не улыбается испустить дух,
расшибшись о мостовую, в куче конского навоза. У вас мать,
невеста... Я прав? Вы же вроде как жениться собираетесь?