Пришёл черёд лица красавицы. Обнажить
его оказалось непросто — ткани присохли почти намертво, и лорд
Роберт опасался повредить плоть. Он подозвал к себе Джонатана и
мистера Генри Харриса, своего ассистента из Общества.
Молодой человек не любил касаться
мёртвых тел, какими бы они ни были древними, но расстраивать отца
не хотел. Да и признаться, ему самому очень хотелось заглянуть в
лицо царевне. Скинув сюртук, оставшись, как и отец, только в
рубашке и жилете, Джонатан закатал рукава.
Не удержавшись от искушения, он
дотронулся до руки мумии, на которой было надето кольцо. Волнение
сыграло с ним злую шутку — на миг ему показалось, что он касается
живой, тёплой кожи, нежной, умащенной благовониями. Он почти мог
различить их аромат. А на крупном золотом кольце-печати, среди вязи
иероглифов, Джонатан разглядел зверя — собаку с раздвоенным
хвостом. Миг — и наваждение исчезло. Молодой человек отдёрнул руку,
поправил шейный платок. Почему-то стало тяжелее дышать.
Отец продолжал что-то говорить
гостям, не обратив внимания. Но два взгляда были прикованы к
молодому человеку — Карима и Анабель. И от этих пристальных
взглядов ему сделалось неуютно. Миг — и араб вернулся к беседе с
сэром Уорреном, а медиум уже живо поддерживала разговор с леди
Дерби, любуясь крышкой саркофага.
Лорд Роберт и его ассистент
освободили голову, открывая волосы царевны. Дамы отметили необычный
цвет первыми.
— О, да Её Высочество, похоже, была
модницей! Посмотрите, её чёрные кудри выкрашены в рыжий!
— Может быть и действие
бальзамирующего состава, — возразил Харрис, склоняясь ближе. — Хм,
или правда красила при жизни... Ну, в конце концов, у древних
египтян, как мы уже знаем, встречался не только чёрный цвет
волос.
Джонатан посмотрел на тонкие косы,
свернувшиеся вокруг головы мумии клубком змей, и поймал себя на
желании прикоснуться. Потускневшие от времени, они были
красно-рыжими, как песок египетской пустыни. Припорошенное пылью
веков красное золото.
Молодой человек почувствовал, как его
бросило в жар, и ослабил шейный платок ещё больше. Но, похоже,
кроме него этого никто не чувствовал. Разве что... Анабель и
Карим?.. Нет, они больше не смотрели так пристально и
неприятно.
Ценой больших усилий, с чрезвычайной
осторожностью им удалось, наконец, освободить лицо. Джонатан не
удержался от возгласа, но его возглас потонул в общем восхищённом
вздохе, прокатившемся по рядам гостей.