Сенаторы заулыбались, а князь Луций
Адрин усмехнулся и сказал:
– Вы почти угадали, ваша светлость.
Мы с моей коллегой Медеей Таминой, архонтессой Илифии,
договорились, что как только новый закон будет принят и утверждён,
Илифия щедро инвестирует в развитие вновь образованной Испании.
Почтенное собрание перевело взгляды с
трибуны, где стоял архонт Гераклеи, на царскую ложу, где сидела
архонтесса Илифии.
А потом оно взорвалось: одна часть –
аплодисментами, а другая – негодованием. Теперь кричали все, кто
мог и кто хотел. Князь Галерий Гонорин, главный возмутитель
спокойствия, выскочил к трибуне.
– Я говорил! Я вас предупреждал! Вам
предлагают не закон, но сделку! Это открытая купля-продажа
имперских земель! Он продаёт, а она покупает! Друзья мои,
посмотрите на неё! За двенадцать лет, что она восседает на троне
Илифии, наша прекрасная страна на берегу великого океана, которой я
и вся моя семья отдали жизнь, превратилась в торжище, в агору!
Любая оппозиция её правительству задушена – и это в Илифии, которая
веками славилась на всю Ойкумены своими свободами! Пока квириты в
Гераклее бедствуют, эта бесстыжая, алчная выскочка, интригами
добившаяся трона, купается в золоте, а ей всё мало! Она окружила
себя низкими плебеями, которые с её подачи сделались магнатами и
сколотили состояния на спекуляциях и махинациях богатствами Илифии.
Теперь она хочет прибрать к рукам земли Нижней Гераклеи и устроить
там свои новые провинции. А вы, князь Луций, сын достойных
родителей, отпрыск блистательной династии Адринов? Вы, только став
архонтом Гераклеи, готовы уступить ей половину царства за деньги?
Сколько инвестиций она вам пообещала? Миллиард денариев? Два
миллиарда? Десять? А может, тут дело в другом – вы любовники?!
Лицо Луция Адрина потемнело, он сжал
кулаки и негромко, но внятно ответил:
– Ещё одно слово, сенатор Гонорин, и
я вызову вас на дуэль, не как архонт – сенатора, а как князь –
князя и патрис – патриса.
Галерий Гонорин открыл рот, но тут же
и закрыл его. Он вдруг вспомнил, как двенадцать лет назад бился на
дуэли с другим князем, с Марсием Милиссином, и едва не погиб, был
тяжело ранен. Сделав неопределённый жест рукой, он вернулся на своё
место.
– Ваше высочество, – обратился
принцепс Эмилий Даласин к Медее Тамине, – вам есть что ответить на
обвинения сенатора Гонорина?