Он еще до отъезда хотел сказать
доктору Велезару, что пересотворения мальчик не переживет, но у
него не повернулся язык. Будто этими словами он подписывал парню
приговор, будто эти слова могли что-то значить в его судьбе. Словно
Млад снимал с себя ответственность, заранее оправдывал неудачу, и
после них можно было не беспокоиться, отстраниться, наплевать…
Погоня не заставила себя ждать – в
полумраке на белом снегу Млад легко разглядел двое саней, шедших
следом. Чтоб христианские жрецы так легко выпустили из рук кого-то
из своей и без того малочисленной паствы?
Они добрались до университета и
подъехали к дому Млада, когда сани отца Константина только
поднимались на берег Волхова. Млад хотел взять мальчика на руки, но
тот покачал головой и сказал:
– Я сам. Я могу ходить. Мне только
после корчей тяжело…
Млад кивнул и распахнул перед ним
дверь в сени. Ленивый рыжий пес Хийси, дремавший в будке, нехотя
приподнял голову и два раза хлопнул по полу хвостом –
поприветствовал хозяина.
Домики наставничьей слободы нисколько
не напоминали крестьянские избы: наставники не вели большого
хозяйства, не держали скотины, им не нужны были обширные подклеты и
высокие сеновалы. В университете домики называли теремками:
несмотря на малый размер, все в них было устроено, как настоящем
тереме. Каждый дом делился на спальни и горницы, небольшие
решетчатые окна в двойных рамах закрывались стеклами; топились дома
по-белому – университет не знал нужды в дровах; сени, хоть и
назывались сенями, больше напоминали маленькие кладовки между двух
дверей.
Дома было жарко натоплено и пахло
едой: двое подопечных Млада хорошо справлялись с хозяйством.
– Ты что так долго, Млад Мстиславич?
– спросил семнадцатилетний Ширяй, не отрывая лица от книги.
– Товарища вам привез, – ответил Млад
и хотел подтолкнуть мальчика в спину, но вовремя остановился: любое
неосторожное движение могло вызвать судороги.
Ширяй оторвался от книги, а из
спальни выглянул Добробой. Оба прошли испытание в конце лета и
только в мае должны были попробовать себя в самостоятельных
путешествиях к богам, а пока поднимались наверх вместе с Младом.
Они слишком хорошо помнили свою шаманскую болезнь, и Млад не
опасался, что ребята не поймут новичка или обидят по
неосторожности.
– Как тебя зовут? – не дожидаясь,
пока новенький разденется, спросил Добробой – здоровый
шестнадцатилетний парень, ростом и шириной плеч обогнавший
Млада.