Боскэ
закрыл глаза и чуть запрокинул голову, стараясь отрешиться от всего
стороннего. Бог с ним, Он всегда рядом и все в Его власти. Какие бы
испытания не ждали Гильермо, они соответствуют промыслу Божьему и
окажутся не более тяжки, чем способен вынести монах.
- Верую во
единого Бога Отца Всемогущего, Творца неба и земли, всего видимого
и невидимого, - беззвучно и не открывая глаз прошептал Леон
католический Символ веры. - И во единого Господа Иисуса Христа,
единородного Сына Божия, от Отца рожденного прежде всех веков, Бога
от Бога, Света от Света...
* *
*
«Одержимость»
Это слово
было сказано и развеяно ветром. Однако не исчезло вместе с
колебаниями воздуха. Нет, оно осталось в зале, словно могильный
камень на свежезасыпанной могиле. Любая фраза, даже мысль теперь
несли его отпечаток. Все говорилось и думалось с оглядкой на
бюллетень епископа Эчеверриа, финальный документ, подводящий итог
полугодовой эпопее. Написанный сугубо для своих, в одном
экземпляре, от руки. Не имеющий ни единого шанса выйти за пределы
комнаты иначе, нежели прочно запертым в памяти посвященных.
Документ, в котором все называлось прямо, без попыток скрыться за
общими словами вроде «Dementia praecox»[1], «диссоциативное
расстройство личности» и тому подобное.
«Топчет
крест... богохульствует... провалы в памяти...»
Безумие?
Нет, для людей веры ответ был очевиден и ужасен в своей простоте.
Самое страшное, что может постичь особу духовного звания. Самая
скверная напасть, которая только могла обрушиться на Церковь,
сразив Предстоятеля. Понтифик неизлечимо болен, скорбен разумом.
Одержим.
Александр
Морхауз на мгновение прикрыл глаза и дотронулся до четок из
розового коралла. Полированные шарики едва слышно стукнули,
напоминая стук камней в го. Привычный звук успокоил, вернул
душевное равновесие. Морхауз еще раз быстро перебрал в уме факты и
события.
Первое -
скрыть все происшедшее. Сделано. К сожалению не так быстро, как
следовало бы, слухи все равно поползли. Но слухи не есть знание,
это яд, что опасен слабому, а Церковь сильна. Пока
сильна...
Второе -
изолировать безумца, вычеркнуть его из бытия. Сделано. Одержимый
старец навсегда сгинет в anus mundi, самом далеком мексиканском
монастыре. Мир никогда более не услышит о нем. Понтифик Пий XI
более не существует, надо лишь определиться - отрекся ли он или
безвременно почил в бозе. Но это еще успеется.