Воистину, Испания была несчастной страной!
Каждое дело должно иметь какое-либо
завершение. Каждая дорога должна рано или поздно подойти к концу.
На исходе пятого дня отъезда из Бретея шевалье де Броссар указал
графу де Бар на стены Парижа и через каких-то полчаса путники
въехали в столицу французского королевства через ворота
Сен-Дени.
Париж ошеломил юного графа. Толпы
людей, огромные церкви, нарядные отели и дворцы, сады и монастыри —
мальчик впервые со смятением осознал, что Бар-сюр-Орнен вовсе не
является центром мироздания. Гул голосов, скрип телег, цоканье
копыт лошадей и мулов, лай собак и еще какие-то неопознанные звуки
оглушали мальчика, вызывая головную боль, однако граф с непонятной
завистью размышлял, что в родных владениях ему никогда не
приходилось видеть такой бурной и деятельной жизни. И еще одно
обстоятельство расстраивало юного Лоррена чуть ли не до слез. Граф
де Бар искренне любил все красивое и изящное, мог не один час
просидеть с рисовальной бумагой и карандашом, однако теперь, с
любопытством разглядывая шумных и дерзких парижан, с потрясением
догадался, что кажется им дурно одетым провинциалом, смешным и
неуклюжим. Только природная живость характера, настойчивость,
нередко переходящая в упрямство, и знаменитое высокомерие Лорренов
не позволяли Мишелю де Бар сгорбиться в седле и спрятаться за
шевалье де Броссара. Но пока скромная кавалькада ехала по улицам
французской столицы, юный граф не раз вынужден был шмыгать носом и
вытирать рукавом глаза, объясняя подобное поведение воздействием
пыли.
Лишь остановившись у ворот отеля
Клиссон, собственности герцога де Гиза, шевалье с облегчением
перевел дух. Две мрачные башни, глухая стена были настолько
привычны для тринадцатилетнего графа, что он ощутил себя дома.
Однако стоило воротам открыться, стоило путникам въехать во двор,
как мальчишка потрясено охнул — и здесь, как и в имении Омалей, как
и в Бретее, как и во многих других виденных по дороге замках, царил
дух новомодного изящества, прежде познаваемого шевалье только по
заказанным матушкой книгам.
Мишель вздохнул и окончательно
присмирел, опустив голову. Даже когда шевалье де Броссар принялся
наставлять воспитанника, напоминая, что к дяде Франсуа надо
обращаться «ваша светлость», а к дяде Шарлю — «монсеньор», юный
граф не пытался спорить, уверяя, будто знает этикет.