Лишь одно обстоятельство утешало
шевалье — коль скоро правитель Милана не находил ничего
предосудительного в рисовании, значит и он, граф де Бар и де Лош,
имеет право рисовать. Конечно, шевалье де Броссар не раз уверял
юного графа, что в рисовании нет ничего постыдного, но, замечая,
как при виде карандаша и бумаги хмурится дядюшка Гиз, пожимает
плечами воспитатель братьев короля господин де Лансак и хихикают
придворные, Мишель начинал сомневаться в самом себе, грустить,
хлюпать носом и прятаться по углам.
Если бы дело происходило в Барруа,
Мишель знал бы, что ответить весельчакам, но в Лувре граф де Бар
чувствовал себя чужим и несчастным. Даже его родственники, как
выяснил шевалье, были вынуждены служить. Герцогиня де Буйонн была
его тетушкой и, однако — к потрясению шевалье — служила
воспитательницей при короле Франциске II. А один из дальних кузенов
Мишеля, двадцатилетний барон де Нанси, был простым корнетом
королевской гвардии, ходил в караулы, словно статуя стоял на часах,
а однажды в присутствии Мишеля получил жесточайший выговор от
лейтенанта, который вовсе не имел никакого титула, но при этом
отчитывал родственника Лорренов.
Юному графу очень хотелось с
кем-нибудь посоветоваться, но и здесь он был одинок. Спрашивать
совета господина де Броссара мальчик не решался, хотя вполне
доверял его учености и благородству. Мишелю уже пришлось заметить,
с каким уважением и почтительностью встречали его воспитателя все
эти «сиятельства», «светлости» и даже «величества», и мальчика не
оставляло странное чувство, будто для господина де Броссара титулы
не имели никакого значения. Да и мысль попросить совета у кузенов,
можно было счесть нелепостью. Во-первых, будущие соученики Мишеля
были слишком малы, во-вторых, никогда не напоминали кузену, что он
простой граф среди них — принцев, обращались к нему по имени и не
возражали, когда он, в свою очередь, называл их «Александром» и
«Анри». Так что Мишель де Бар мог просить совета и помощи только у
дядюшки. Конечно, не у дядюшки Франсуа, по непонятной причине
испытывавшему к племяннику неприязнь, а у дядюшки Шарля. Вот к нему
после двух дней раздумий и сомнений и направил свои стопы юный граф
де Бар.
К удивлению Мишеля, покои кардинала
Лотарингского были пусты, однако, приняв какое-либо решение, юный
Лоррен не имел привычки от него отказываться. Не только покои
кардинала, но и весь отель Клиссон показался мальчику вымершим, ибо
дядюшка де Гиз со свитой отправился в Лувр обсуждать условия
обучения сына, а слуги, пользуясь отсутствием господина, завалились
спать. Мишель уже сбился с ног, когда неожиданно услышал голоса.
Сквозь неплотно прикрытые двери граф де Бар разглядел своего
воспитателя и дядюшку Шарля.