И прилетело. Прямо в дом. Посреди дня. Хорошо, мама в школе, успел
подумать я. И начал умирать.
Умер я быстро, но недостаточно быстро. Не хочу вспоминать.
А потом началось интересное. Оказался я в длинном тоннеле, будто в
метро — я был в метро три года назад, когда с мамой ездили в
гематологический центр. Ну, не совсем метро — рельсов не было,
кабелей тоже. Я стоял и думал: идти, не идти?
И тут впереди свет. Неужели поезд? Нет, не поезд. Просто свет. Не
страшный, наоборот, я почему-то успокоился, и даже обрадовался. Об
этом я тоже читал, но думал — выдумка. Оказывается, нет.
Но свет меня не принял. Оттолкнул, и я полетел по тоннелю назад,
туда, откуда появился. Но не совсем туда.
И вот я весь здесь.
Ах, как бы я хотел стать Гагариным! Или Гайдаром! Или Покрышкиным!
Здоровым, сильным, ловким!
Но я — цесаревич Алексей. Был гемофиликом, и остался
гемофиликом.
Зато цесаревич. На золотом крыльце.
Как причудливо тасуется колода!
И я проснулся.
Каша, гурьевская каша!
«Кто сей каши не едал, тот и жизни не видал!»
Интермедия
— Да, он изменился, — согласился Боткин, действительный статский
советник. — Кризис не прошел бесследно, он никогда не проходит
бесследно. Скачкообразное взросление.
— Положим, так. Но откуда у него эти слова — свертываемость крови,
например? — спросил доктор Раухфус, хирург, действительный тайный
советник.
— От нас. Мы говорим, он слышит. Слова отпечатались в сознании, а
теперь он их воспроизводит. Осознанно или нет, это другой вопрос, —
ответил Боткин.
— Но предположение, что аспирин способствует усилению
кровоточивости, это-то откуда?
— Возможно, кто-то из нас — или других врачей — неосторожно
высказал в его присутствии подобное предположение, Карл
Андреевич.
— Не имеющее под собой никаких оснований, — уточнил профессор
Фёдоров.
— А проверить не помешало бы. Правда, это дело долгое, — сказал
приват-доцент Деревенко, и началась врачебная дискуссия из тех, что
мало-помалу, а двигают науку вперёд. Иногда.
О том, что цесаревич поразительным образом угадал их роль —
написание посмертного заключения — светила в высоких чинах
предпочли не говорить вообще. Как знать, может, ещё и придется
писать. Собственно, он уже написан, осталось проставить дату и
подписаться. Улучшение самочувствия не меняет прогноза, а прогноз,
по единогласному мнению, был пессимистичным. Справедливости ради
нужно отметить, что каждый был бы рад ошибиться.