Плевок и
ругательство относились точно не к Матео, и молодой секретарь
герцога вполне разделял чувства благородного кабальеро. Несколько
дней назад он и сам вместе с Диего церемониться с лазутчиками не
стал, но одно дело добиваться правды, хотя мерзавцы и солгали, а
другое дело — не дать благородным врагам достойной их храбрости
смерти.
Старший из
принцев, конечно, высказал бы, что он думает о злоупотребляющей
милосердием молодежи, но, скорее всего, махнул бы рукой на юных
«римлян», вспомнив себя в их лета.
Матео
минуту размышлял, с чего начать, и решил, что следует взяться за
корень проблем, а именно — за святого отца.
Сперва он
небрежно швырнул носком сапога несколько упавших веток и тоном,
позаимствованным то ли у крестного, то ли у друга детства, приказал
местным жителям погрузить хворост обратно на телеги. Потом,
подозвав Диего, потребовал у того найти среди его солдат человека,
знающего в лицо принца Фадриго, и безукоризненно вежливо сообщил
святому отцу, что намерен донести до сведения его
высокопреосвященства, что… Как там тебя?.. Отец Антоний совершенно
забыл о своих обязанностях пастыря и капеллана армии его
католического величества. А чтобы столь важное письмо о несчастной
судьбе раненого герцога не затерялось среди бумаг, посылаемых
святому отцу, следовало нижайше попросить друга его светлости
передать смиренную просьбу секретаря страдающего телесно и душевно
гранда предоставить тому личного духовника, поскольку капеллан его
армии не справляется со своими пастырскими
обязанностями.
Священник,
сперва с возмущением, а потом и с горьким недоумением слушал речь
секретаря герцога, который совершенно спокойно произносил имена
людей, на которых и смотреть без трепета было невозможно, и скоро
начал понимать, что всё его многолетнее служение в армии Рубе, все
его заслуги перед Орденом ничего не значат перед вздорным доносом
этого вчерашнего мальчишки, вообразившим будто он, святой отец,
пренебрегает своим пастырским служением и оскорбляет этим любимца
католического короля.
Матео
нечасто задумывался над тем, что те, от кого он так удачно сбежал,
что оставил о себе только самые теплые воспоминания, занимают
настолько высокие посты в церковной иерархии, что даже упоминание
этих людей может заставить побледнеть самого бесшабашного человека,
а не только смиренного пастыря, пусть и посвятившего служению в
армии больше десятка лет. И добрым к себе отношением королевского
исповедника он не собирался злоупотреблять, равно как и дружбой с
доном Фадриго. В общем, и на то, каким образом лазутчики и еретики
закончат свой земной путь, ему было, честно говоря, наплевать. Но
взглянув на абсолютно бледное ввиду праздника Веры лицо своего
герцога, он дал себе слово, что не позволит никому расстроить
своего господина, а уж тем более не человеку, путающемуся в
латинских окончаниях, издеваться над его сеньором. Над всем этим
молодой человек размышлял, ожидая, пока его посланцу оседлают
свежего коня, со своей обычной благожелательной улыбкой человека,
готового в любое мгновенье служить "его светлости Леопольду
Кюнебергу" в качестве секретаря.