Гордость и
благоразумие недолго боролись в душе священника. И синьор Матео
скоро получил обычные заверения в том, что виновный осознает всю
меру своей вины и вот уже готов бежать и исправлять свои ошибки, на
что секретарь по обыкновению бросил «посмотрим», заставив святого
отца еще больше поспешить за благосклонностью молодого герцога и
синьора Матео.
Впрочем,
чего уж там «смотреть», когда письмо уже спешит в Испанию? Ничего,
урок должны получить не только фламандцы!
А вот
пленные фламандцы никакого страха не выказали. Новая встреча с
испанскими офицерами не сулила ничего доброго, да и говорить врагам
было не о чем.
На
приветствие Матео — поворот головы. На похвалу их храбрости —
угрюмое молчание. И только когда Матео предложил выбор — кинжал или
пуля — один из фламандцев сказал, что им надо подумать. Размышляли
недолго. Стоять одному из лазутчиков было тяжело.
На
прощальный салют Матео они тоже внимание не обратили. А Матео
подумал, что когда его герцог достигнет славы и величия Фарнезе,
тогда он, пожалуй, сможет воздавать врагам за храбрость то, что они
в действительности заслуживают.
Двое мужчин
— один совсем молодой, другой старик — напряженно вслушивались в
то, что творилось за хлипкой дверью убогой хижины. Молодой мужчина
был одет так, как обыкновенно одеваются небогатые юнкеры, однако
серебряная цепь особого вида на шее говорила, что он состоит на
службе. Это подтверждало и то, с каким почтение молодой человек
держался со своим спутником.
— У нас
есть шанс, Фриц, есть, — с горячностью, которую трудно было
представить в таком пожилом человеке, вещал старик. — Когда моя
невестка родит сына, мы сможем оспорить право этой испанской девки
на Релинген у императора! Да я готов был всю казну отдать своим
родственничкам, пусть подавятся, лишь бы не пустить сюда испанцев!
Или ты другого мнения, Виссен? И считаешь, что наш Релинген должна
получить эта отродье ублюдочной твари?!
— Но,
господин барон, тогда к чему этот брак? — удивился молодой человек.
— Все бы решил кувшинчик масла на лестнице… Нашелся бы тот, кого за
это повесили.
— Да потому
что эта тварь — инфанта! — резко, будто даже это слово было ему
ненавистно, взорвался старик. — Это ведь не какая-нибудь кухарка.
Да и Зарлуи… Они в чести у императора и они готовы сделать все,
чтобы прибрать Релинген к рукам, они бы вцепились в смерть этой
девки, чтобы устранить нашу семью. Ведь сами-то не могут
претендовать на наше княжество!