История несчастной любви затянула
даже толстокожих бояр, а уж женские вздохи и вовсе раздавались то
тут, то там, сменяясь тихими всхлипами. Даже Людмила, которая
терпеть не могла выпускать наружу эмоции, то и дело кривила в
гримасе прекрасное лицо, украдкой смахивая слезу. Мария же, чувства
которой на людях почти никогда не бывали искренни, здесь оказалась
совсем другой. Она как будто сама стала юной Гретой, а не
прожженной, насквозь продуманной интриганкой, умевшей выстраивать
свои ходы на долгие годы вперед. Самослав видел перед собой
наивную, добрую девчонку, которую безумно хотелось обнять и
пожалеть. Мария сидела, подперев щеки кулаками.Она, став похожа на
деревенскую бабу, то и дело шептала что-то, видимо, повторяя за
героиней или придумывая за нее правильный ответ. Самослав просто не
узнавал собственную жену.
А вот финальная сцена проняла даже
его. Разъяренные родители, которые настигли сбежавшую и
обвенчавшуюся тайком пару, грозили разлучить их. И тогда влюбленные
приняли яд под завывания оркестра, который каким-то неведомым
образом издал зловещую и тянущую душу мелодию. Тела влюбленных
застыли в предсмертных объятиях, а чаша упала наземь, разлившись по
земле последними каплями отравленного вина. Женская половина зала
разразилась рыданиями, и даже умудренные сединами мужи пускали
слезу, не стесняясь окружающих. Это был успех!
— А ведь очень забавно получилось! —
удивился про себя Самослав, когда на сцену опустился занавес,
недавнее изобретение, которое он сам и предложил. — И не скучно
совсем. Силен владыка!
А публика в зале хлопала, не жалея
ладоней. Бояре уже не топали ногами, как раньше, не свистели и не
колотили по креслам. Они вели себя пристойно, почитая теперь шумное
поведение достойным лишь диких франков и саксов. Удивила Людмила,
которая из небольшой, расшитой камнями сумочки, висевшей на руке,
достала кошель и бросила на сцену, прямо под ноги актерам, которые
вышли раскланяться с публикой. Мария, которая сумочки не имела, и
отчаянно этому завидовала, достала кошель из кармашка в поясе и
тоже кинула его туда. Она нипочем не уступит сопернице. Град
кошелей, перстней и колец, который последовал за этим, привел князя
к единственно правильной мысли: театру быть! Ведь, как говорил
великий Ленин, «Из всех искусств для нас важнейшим является кино».
То есть, в данном случае, театр.